Колесников заказал еще пива: для себя и своего друга.
– Женщинам вообще не нравится унылая действительность, – продолжал Реутов, – они хотят верить в сказку и непременно со счастливым концом, то есть в удачное замужество, – поставив пустую кружку на стол, и вытерев губы салфеткой, заключил он.
– Вот, к примеру, одна учительница, правильная, с самого детства: отличница в школе, красный диплом в университете, послушная и неиспорченная. Приходит как-то раз домой, раньше обычного, а там ее муж с соседкой. На кровати они не поместились, – оба толстые. Разлеглись на полу, словно тюлени. Обнялись и лежат, как ни в чем не бывало, а у благоверного к спине носок прилип. Никогда более спокойной женщины не встречал: взяла нож и перерезала любимому мужу глотку, от уха до уха – он даже возразить не успел… Кто бы догадался, что ножом этим она не только лук в суп покрошить может… бросила соседке прощальное: «стерва» и пошла по улице в крови, облитая словно из ведра, идет с окровавленным ножом в руке и поет: «Позови меня с собой, я пройду сквозь злые ночи…», а прохожие от нее в стороны шарахаются. Судья дала ей два года колонии-поселения, из сострадания видимо, за убийство в состоянии аффекта.
– Еще одна история приключилась с тещей моего клиента, вернее с его тестем, получившим ножевое ранение в живот. А за что? За то, что он ее дурой обозвал, всего-то – дурой… а она его – ножом… правда, потом выяснилось, что табуреткой он на нее замахивался… Толком не понятно, кто прав, кто виноват был: мутная история, впрочем, как и вся семейная жизнь, – переведя дыхания, заключил убежденный холостяк.
Семен с нескрываемой грустью в глазах посмотрел на собеседника, который тем временем заказал еще по кружке.
– Женщины – существа непредсказуемые, – заявил он многозначительно.
Друзья чокнулись пенящимися кружками, обнялись и запели известное русское: «Ой, мороз, мороз», часы показывали два ночи, пивная незаметно опустела, и как бы этого не хотелось, они стали прощаться.
– Я тебя уважаю, – сказал Колесников, обнимая Реутова.
– И я тебя, – последовало признание.
Друзья стукнулись потными лбами.
– Пойдем, дружище, – рыжий богатырь попытался встать, облокотившись на край стола, но рука непослушно подогнулась, и он угодил лбом в столешницу. – Нет, давай по стаканчику виски, и тогда пойдем, – вдруг передумал он, потирая ушибленный лоб. Сидя за столом, Колесников изо всех сил пытался удержать равновесие.
– Давай, – согласился Реутов.
Так повторялось несколько раз: мужчины пытались разойтись по домам, но дружеские чувства никак не давали им расстаться; прощальные стопки, «на посошок» наполнялись строго следуя русской традиции – после «застольной», следовала «подъемная», после нее выпили «на ход ноги», затем «стременную» и «седельную»…
– Прощай! – крикнул в след уходящему другу Семен, словно они виделись последний раз.
– Прощай! – махнул приятель,