В ответ он с категорическим несогласием мотал туда-сюда обрубком хвоста и зазывно тыкался носом в мою ладонь.
– Нет, – говорил я, – давай не сегодня. Вот, кажется, дождь собирается.
Я с озабоченным видом задирал голову к чистому, словно отполированному небу. Роджер, навострив уши, тоже задирал голову и затем переводил на меня умоляющий взор.
– Знаешь, – продолжал я, – это сейчас чисто, а потом как ливанет, так что спокойнее будет посидеть в саду с книжкой.
Роджер в отчаянии клал одну лапу на ворота и, глядя на меня, задирал уголок верхней губы в кривоватом заискивающем оскале, демонстрируя свои белые зубы, а его зад трепетал в крайнем возбуждении. Это была его козырная карта: он знал, что перед его дурацкой улыбкой я не смогу устоять. Перестав его дразнить, я рассовывал по карманам пустые спичечные коробки, брал в руку сачок, ворота со скрипом отворялись и, выпустив нас, затворялись снова, и Роджер пулей улетал в рощу, басовитым лаем приветствуя новый день.
В самом начале моих изысканий Роджер был моим постоянным спутником. Мы вместе совершали все более далекие вылазки, открывая для себя тихие оливковые рощи, которые нужно было обследовать и запомнить, продирались сквозь заросли мирта, облюбованного черными дроздами, заглядывали в узкие лощины, где кипарисы отбрасывали таинственные тени, словно брошенные плащи чернильной расцветки. Роджер был идеальным компаньоном для приключений – ласковым без навязчивости, отважным без воинственности, умным и добродушно-терпимым к моим выходкам. Стоило мне поскользнуться и упасть, взбираясь по росистому склону, как он тут же подскакивал с фырканьем, похожим на сдержанный смех, быстро меня осматривал и, сочувственно лизнув в лицо, встряхивался, чихал и подбадривал своей кривой улыбочкой. Когда я обнаруживал что-то примечательное – муравейник, или гусеницу на листе, или паука, одевающего муху в шелковые одежки, – он садился поодаль и ждал, пока я не удовлетворю свое любопытство. Если ему казалось, что дело слишком затянулось, он подбирался поближе и сначала жалобно позевывал, а потом глубоко вздыхал и начинал крутить хвостом. Если объект не представлял особого интереса, мы двигались дальше, ну а если это было нечто важное, требовавшее продолжительного изучения, мне было достаточно нахмуриться, и Роджер понимал, что это надолго. Тогда он опускал уши, переставал вертеть хвостом и, отковыляв в соседний куст, растягивался в тенечке и глядел на меня оттуда с видом мученика.
Во время наших вылазок мы познакомились со многими людьми в окрестностях. Например, со странным слабоумным парнем, у него было круглое, ничего не выражавшее лицо, похожее на гриб дождевик. Ходил он в одном и том же: драная рубаха, протертые голубые сержевые брюки, подвернутые до колен, а на голове старенькая шляпа-котелок без полей. Завидев нас, он неизменно спешил навстречу из глубины рощи, чтобы вежливо приподнять свою нелепую шляпу и пожелать нам хорошего дня мелодичным детским голоском, что твоя флейта. Минут десять он стоял, разглядывая