Я готова утверждать, что в мужском платье имманентно присутствует нечто более модерное, что всегда и делало его более желанным, чем женское. Это не просто признак мирской власти или мощного ума, и оно в целом не так уж безусловно удобнее, однако с конца Средних веков мужское платье обладает фундаментальным эстетическим превосходством, более «продвинутой» осмысленностью визуальной формы, которую в прошлом создатели моды не предусматривали для женщин. Чтобы понять смысл этой модерности, придется опять вернуться в прошлое.
Ранняя история моды
Начнем с заимствования у другого пола элементов одежды. Принципиально различающиеся мужской и женский облики 1380 или 1680, 1850 или 1950 годов наводят на мысль, что в определенные периоды оба пола хотят максимально подчеркнуть дистанцию между ними. Иногда дистанцию навязывает государство, издавая законы против трансвестизма и жестоко наказывая за нарушения. Но обычно ужесточение регуляции происходит в тот момент, когда визуальные различия между мужской и женской одеждой в очередной раз усложняются и стираются; мода начинает сближать оба пола после того, как она резко их различала. Поскольку мода стремится к сексуальному выражению, она неоднократно проходила такие циклы, ведь сексуальность особо подчеркивается в тот момент, когда человек надевает одежду противоположного пола, и тем более если при этом носитель не скрывает собственный пол. Сексуальное удовольствие, заключающееся в явном пренебрежении обязательной очевидностью мужских и женских признаков, необходимой для размножения, увеличивается за счет намека на гомоэротическую фантазию, и это многих пугает.
Личная сексуальность неизменно служит двигателем моды, а потому все эротически беспокоящее будет вновь и вновь появляться на пике моды в противоположность всему тому, что еще недавно привычно определяло и разделяло два пола. Индивидуальные и коллективные заимствования одежды у другого пола внезапно обнаруживают «модерное» знание, что сексуальность текуча, неподотчетна и даже тревожна, а не фиксирована, проста и удобна. Кроме сексуальности, в моде присутствует и риск. Если визуальный водораздел между мужчинами и женщинами становится чересчур символичным, спокойным и условным, а не драматичным, как следовало бы, мода вновь порождает эротические возмущения. Но, разумеется, всякий раз другие.
Вот почему не приходится удивляться тому, что мейнстримная женская мода так часто использует лежащий на поверхности прием избирательного заимствования у мужчин, обычно в небольших дозах, ради провокации. Однако Жорж Санд надела полный мужской костюм в эпоху, когда различия между полами резко подчеркивались, и стала иконой эротики, поскольку в классическом костюме