Прощай, Немрод! Ты был великим лугалем, но я сделаю все, чтобы уничтожить то, что ты построил. Я отомщу каждому, чье имя обагрено кровью и я помню каждое имя. За Акурашем, с которым у меня особые счеты, я убью Илишу – жреца Балу, мастера письма и оружейного дела; Энки, жреца-зодчего; Дамика, жреца Нанна с его ядами. Это будет другая страна. Твое имя будет стерто, вычеркнуто из истории Бабили, запрещено! Умри же, Немрод!
Последние слова она выкрикнула в лицо Бильгамешу. Девушка подняла над головой кинжал и с размаху вонзила в самое сердце Бильгамешу. Он успел заметить голову быка-рими, которая казалось расплылась в насмешливой ухмылке Балу.
***
Я разлепил глаза и обнаружил себя растянувшимся на родном учебном столе, в преподавательской, на своих по-школьному сложенных руках. Горел свет, за окном стояла беспросветная ночь. По комнате словно ураган прошел: повсюду валялись бумаги, столы и стулья были сдвинуты с мест. На столе Анатолия, выстроившись в ряд, стояли четыре пустых бутылки из под водки.
В голове медленно восстанавливались события вчерашнего вечера. При некоторой тугости мышления, и сухости во рту, голова, как ни странно, не болела, организм никоим образом не давал понять, что имел дело со спиртным. Это обстоятельство меня порадовало, так как, если не изменяла мне память, застолье мы устроили во вторник, посреди рабочей недели. То есть завтра утром надлежало мне читать студентам лекцию.
Я выпростался из-за стола, превознемогая некоторое неудобство, связанное с онемением отдельных моих членов, и бросил долгий неопределенный взгляд в окно, в котором отражался царивший в преподавательской бедлам. В голове у меня царил погром не меньший, чем вокруг. Случайная встреча с Никанор Никанорычем, случайная с ним посиделка, Анатолий со стулом, и, черт побери, Бильгамешу, верховный жрец культа Мардука в древнем городе… Вавилоне? Отчего-то я был совершенно уверен, что Бабили есть ни что иное как пресловутый, клятый Вавилон.
Так что же это было? Сон? История, столь чеканно изложенная Никанор Никанорычем, что у меня осталось впечатление, будто я видел все собственными глазами. Резьба каменной арки при входе в завораживающей красоты сад; длинные расшитые одежды жречества и яркое, до рези в глазах, небо над величественным Бабили. Разве можно такое передать словами? Нет. Определенно – сон.
Между столами, подложив под голову потертый портфель, посапывал Анатолий. Он будто бы и не замечал, что находится не дома, что пылится, вместе со своими бумагами, на грязном, не мытом со вчерашнего утра полу. Анатолий так уютно подобрал ноги, устроился между столами, что мне даже жалко стало будить его. Пусть поспит еще немного. Один я по натуре жаворонок и, хочу не хочу, в пять-шесть утра на ногах, как штык.
Портфель! Только теперь я обратил внимание на потертый саквояж,