Агата – а это была именно она – мгновенно сориентировавшись в темноте (хотя только что вошла из освещенного помещения, и, по идее, ее глаза не могли так быстро адаптироваться к изменившемуся освещению, а вернее – полному его отсутствию), сделала несколько быстрых и бесшумных шагов, «Как кошка ступает на подушечках своих лап», – промелькнула у него в голове странная мысль, и остановилась прямо перед Бобровым.
Он ничего не произнес, кроме позволения войти, и просто продолжал молча смотреть на нее, только сердце гулко запульсировало где-то в области барабанных перепонок. В какой-то момент он даже испугался, что она и сейчас каким-то мистическим образом чутко уловит это внезапно нахлынувшее на него волнение и опять, в очередной раз за сегодняшний вечер посмеется над ним. Он уже представил эту ее особенную улыбку и почувствовал, как внутри него начинает подниматься какое-то неведомое ранее сопротивление. Но темнота, в которой они до сих пор находились, не позволяла что-либо рассмотреть на ее лице – в отличие от нее он не умел видеть без света.
И вдруг произошло совсем уж невероятное: Агата так же бесшумно приблизилась почти вплотную, наклонилась и поцеловала Боброва в губы. От неожиданности он несколько отпрянул назад, к спинке кресла. Она же, нисколько не смутившись его реакции, села к нему лицом на его колени – так, что ее ступни оказались развернутыми назад, а коленки упирались в спинку кресла, и еще раз поцеловала, обхватив голову руками и запустив свои пальцы с острыми ноготками в его шевелюру. Бобров вышел из ступора и, уже плохо себя контролируя, крепко стиснул ее за хрупкую талию и притянул к себе еще ближе, впиваясь своим ртом в ее жаркие губы. Две-три секунды длился этот безумный поцелуй (которого, безусловно, он не должен был себе позволять, но кто способен сохранить трезвый рассудок в подобные минуты?!), после чего он почувствовал, как чем-то острым обожгло его щеку, и в то же мгновение Агата с силой оттолкнула его от себя, соскочила с кресла на пол, и следующее, что он уловил – это был громкий стук открывшейся и с шумом захлопнувшейся двери.
Не успев ничего понять из того, ЧТО сейчас с ним произошло за эти несколько минут, но, по-прежнему, ощущая как будто ожег на своей щеке, Бобров подошел к висевшему на стене зеркалу, нажал на кнопку стоящего рядом светильника и обнаружил, что вся его щека располосована от виска до середины скулы.
«Вот это да…», – сказал вслух Бобров. «Хорошенькое продолжение вечера… Хотя, что уж теперь пенять – сам виноват, так тебе и надо!», – вынес он себе приговор и сокрушенно покачал головой. «Как такое могло с ним произойти? Как он позволил этой ненормальной девчонке втянуть себя в эти дурацкие игры?! И ведь поддался же, повелся, как последний идиот!» – продолжал