– Пусть поговорит о своей женушке, я не против, но только без подробностей. – Это подает голос парнишка, ему не больше четырнадцати, и он криво улыбается Пино.
– Если будешь мечтать о моей жене, я тебя поймаю и отрежу яйца, – бранится Пино, грозя мальчишке серпом, но он говорит не всерьез, и парень только шире улыбается, сверкая обломками передних зубов.
Поднимается алтина, принося с собой запах далекой пустыни, проносится над серыми каменными стенами, огораживающими поле, шелестит в глянцевых листьях растущей в углу смоковницы. Земля под ногами иссушена в пыль, небо безнадежно ясное. Мужчины облизывают губы, но они все равно трескаются. Слепни нахально жужжат над головами и шеями и кусают, зная, что люди не станут тратить силы на то, чтобы отогнать их. Этторе работает, стараясь ни о чем не думать. Внезапно он набредает на пучок дикой рукколы, горькой и жесткой. Пока никто не видит, он срывает ее и запихивает в рот, чувствуя, как горло наполняется слюной и острым вкусом травы. Смотрители в конце дня особенно бдительны, они не спускают глаз с работников, чтобы те не вздумали снизить темп или самовольно передохнуть, опустив серпы. Человек, вяжущий в снопы колосья, которые срезает Этторе, сильно отстает – он то и дело выпрямляется, хватаясь за поясницу и морщась от боли. У смотрителя на боку висит свернутый длинный кнут. Рука так и тянется к нему, словно в нетерпении пустить его в ход. У Этторе еще сильнее сводит живот после того, как он съел траву; в голове возникает удивительная легкость, это часто бывает с ним к концу дня. Его тело продолжает работать, невзирая ни на что, рука делает взмах серпом, мышцы спины напрягаются, чтобы остановить ее движение, рука крепче сжимает рукоять перед новым взмахом. Он ясно ощущает, как трется о кость каждое сухожилие, но его мысли уплывают куда-то далеко, уносясь от жары, тяжкого труда, удушающего ветра.
Этторе как-то слышал об отверстии в земле, неподалеку от городка под названием Кастеллана, что в двадцати пяти километрах от Джои. Отверстие это широкое, и ничто из того, что попадает туда, не возвращается обратно, кроме летучих мышей, миллионами извергающихся из него, подобно клубам черного дыма. Иногда наружу вырываются клочья белого холодного тумана; говорят, это призраки людей, подошедших слишком близко к краю дыры и упавших вниз. Местные считают это место вратами ада; они ведут вниз, в самое сердце земли, в темноту такую плотную и тяжелую, что может раздавить. Этторе думает об этой дыре, а его тело продолжает трудиться, спина горит, словно в нее вонзили нож, внутренности сводят судороги от съеденной травы. Он представляет себе, как прыгнет в эту дыру и полетит сквозь белый туман, а потом сквозь прохладную вязкую темноту, он представляет, как свернется калачиком в древней черной бездне, в каменном сердце земли, где нет места ничему человеческому, и будет ждать. Не чего-то конкретного, а просто ждать; там, где холодно, покойно и тихо.
Внезапно он сознает, что кто-то произносит его имя. Он моргает и видит неподалеку встревоженного