Среди его сотрудников были выпускники многих университетов Америки. До сих пор помню странные утренние приветствия эксперта по японским делам, высокого парня с ярко-рыжей шевелюрой. Каждый раз он норовил засунуть свои холодные пальцы мне за шиворот, произнося многозначительно: «Ух… Сибиряк!»
И действительно, Сибирь была для американцев новым неизвестным миром. Некоторые из них никогда раньше даже не видели снега. Как малые дети, они погружали открытые ладони в эту рыхлую пушистую субстанцию и прижимали ее к лицу. Многие потом заплатили дорогую цену простудами и воспалениями легких. Сибирский холод очень особенный. Иностранцы никогда не могли к нему привыкнуть. Он убил больше японцев, чем все пули красных. Русский же человек считает Владивосток местом с умеренным климатом. В глубине Сибири он признает, что да, бывает холодно. Мороз бывает настолько сильным, что трескается земля, а на севере необходимо дышать только через шарф и носить цветные очки, иначе можно лишиться носа и ослепнуть.
В один из дней было решено провести парад, и из Никольска, города в шестидесяти верстах от Владивостока, вызвали для участия казачий полк. Однако утром того дня разразилась снежная буря, и союзное командование парад отменило. Но казаки уже находились на марше, и известить их не было возможности. Представьте себе всеобщее удивление, когда на главной улице Владивостока вдруг появились идущие парадным строем конные люди. Временами порывы ветра были настолько сильными, что всё исчезало в снежном вихре. Смутные силуэты людей и лошадей появлялись на мгновение и исчезали снова. Но больше всего моих американских друзей впечатлило то, что, проходя строем, полк лихо пел походную песню, так, будто ничего необычного в погоде не было. Пожалуй, в этом была изрядная доля нарочитости, но следует признать, что казаков действительно не сильно смущает холод.
Среди американских офицеров был один, происхождением из казаков. Его звали Борис Игнатьев, но он сменил имя на английский манер и стал называть себя Сэм Джонсон. Он имел чин майора и командовал международной полицией во Владивостоке. Со своим капралом Маковичем он то и дело совершал невозможное. Не думаю, что хоть один человек когда-либо получал столько наград и отличий, как майор Джонсон.
Среди американцев было много настоящих джентльменов. Я вспоминаю майора Блонда, полного, жизнерадостного человека, ставшего большим другом нашей семьи. Особенно ему нравился наш самовар, но не серебряный для торжественных случаев, а из ярко-красной бронзы, тот, что мы использовали каждый день. Этот самовар, по его словам, создавал атмосферу солнечного уюта и тесной дружественности. Мы же, со своей стороны, снабжали майора русским чаем, который у нас в доме было принято смешивать в определённой пропорции с цветами жасмина.
В