– А ты в этом сомневалась?
В это время в чайнике забулькал кипяток и Виард встал, чтобы заварить чай.
Къяра с отсутствующим взглядом взяла со стола чашку и стала вертеть ее в руках. Виард улыбнулся. Он знал эту черту своей ученицы. Когда она напряженно о чем-то думала, то вертела в руках какую-нибудь вещь, даже не замечая, что делает. Он молча взял с полки другую чашку и заварил чай. Потом сел за стол и придвинул к себе одну из чашек с чаем.
– Так… Мне, значит, чай он наливать не собирается… – прервала Къяра молчание, вынырнув из своих мыслей, и с укором посмотрела на него, держа в руке пустую чашку.
– Давно налил, – Виард придвинул к ней налитую им для нее чашку с чаем.
– Надо же, а я и не заметила… – Къяра улыбнулась.
– О чем думала?
– Что это – правила игры, которые пока я не в силах изменить…
– Неужели надеешься в будущем их поменять?
– Не знаю, но попытаться бы хотелось…
– То есть ты хочешь, чтобы выживал слабейший?
– Нет, конечно. Но и у него должен быть шанс выжить, уступив и отказавшись от борьбы.
– Так у него есть шанс: плен для воина, побег для ученика.
– Рабство ты рассматриваешь как шанс?
– Да, шанс выжить тому, кто хочет его получить.
– Хорошо, пусть плен и рабство это шанс, для тех воинов, кто их изберет… они воины, они знали, на что шли, вступая в сражение. А ученики? Их отдали или продали родители или пленили детьми… Они ничего не выбирали сами… И побег это не шанс… Тебе ли не знать, что делают со сбежавшим учеником…
– А что делают? Я с тобой ничего не делал, когда ты сбежала.
– Не сравнивай… За моей спиной стоял отец… и еще ты знал, что я никуда не сбежала, а лишь временно ушла, пытаясь справиться со своими эмоциями. Прям как сейчас…
– Ты сбежала от отца?
– Нет, он знает, где я… В отличие от тебя, я его предупредила. Он, конечно, был не особенно счастлив по этому поводу, но возражать не стал.
– Понятно… И долго ты намерена здесь пробыть?
– Не знаю… Мне надо успокоиться и совладать со своими чувствами. Сейчас я не могу работать с учениками, – Къяра помолчала немного, кусая губы. – После смерти одного из них – не могу… Вижу, как они дрожат при моем появлении, не смея поднять взор, как у них подгибаются ноги, когда я зову кого-то из них… и не могу…
– Ты уж полностью картину нарисуй: как они ночью рыдают в подушку, а также кричат и молят тебя пощадить, когда ты их наказываешь. И представляй ее себе каждый вечер, перед сном, тогда тебе точно совсем плохо станет, и ты не сможешь сделать с ними ничего! – саркастически заметил Виард. – Тебе о другом думать надо: как их заставить сделать то, что ты считаешь нужным, а не то, что они при этом чувствуют.
– Все, что ты перечислил, они делать не смеют… И не кричат, и в подушку не рыдают. Они знают, как я наказываю за что-то подобное… Поэтому терпят из последних сил, не смея ни рыдать,