Дьячок вздохнул.
– Да-с, срок-с подходит! На днях, полагать должно, он вынырнет где-нибудь, Оксану потребует либо деньги, выкуп назад.
– Что деньги! Не в деньгах дело! Не их, братец ты мой, жаль! Жаль парня; хороший человек! Ведь голову потеряет, руки на себя наложит, узнал уж я его, что за человек! Как он надежды эти строил – поселиться за Кубанью или в Бессарабии хотел, а уж Оксану-то любил он, любил… Подло, Фендрихов, Панчуковский поступил! Не убоялся таганрогской истории!
– Подло-с; распреподлеющий и развратный человек и только-с. Сказано, смерд собачий, а не люд божий! Я бы ему голодному в голод али прозябшему в мороз, в метель – хлеба, места теплого не дал, я бы ему больному…
В это время в сенях скрипнули двери. Дьячок насторожил уши, шмыгнул туда, посмотрел, вошел в сени, поговорил с кем-то и явился в комнату смущенный.
– Ваше преподобие! Там от этого самого Панчуковского-с, от полковника приехали! – И такова сила богатого человека в свете: как ни бранили полковника эти люди, а появился простой посланный от него, и они потерялись.
Отец Павладий засуетился, оправился, даже прежде надел подрясник и вышел к приехавшему. Сначала он смешался, увидев, что это лакей.
– Что тебе, любезный? – спросил радушно отец Павладий, не поднимая глаз на посланного.
– Полковник прислали просить газет, что вы получаете, на день только, говорят, от скуки почитать! – ответил Абдулка (это был он).
Священник задумался. «Странно, – подумал он, – до сих пор ни разу не просил, или он прикидывается, чтоб показать, что совесть чиста, или в самом деле не он украл Оксану? Так где же она и кто ее украл?..»
Он вынул платок, сам не зная для чего, повертел его, высморкался.
– Так ты говоришь, что ему нужны газеты?
– Точно так-с.
Отвечая это, Абдулка бойко поглядывал по сторонам, как бы обнюхивая, в каком положении находятся стены здесь с тех пор, как он тут свободно ходил и ставил обратно свечку.
Священник вертел в руках платок.
– Это ему читать?
– Читать-с.
– Стало, он дома? Это скучает он, значит?
– Дома-с.
– Он что делает?
– Известное дело, барин! Больше пишут-с, лежат на диване, или приказы отдают, либо курят… У нас тоже гости бывают.
– Кто же?
– Господа Небольцевы, немец Шульцвейн опять насчет степи наезжал…
– А он ездит куда?
– Как не ездить! В поле ездят на работу; так куда-нибудь в гости…
Священник обратился к дьячку, у которого рот с приездом Абдулки как открылся, так и остался.
– Газеты, Фендрихов, на столе лежат?
– На столе.
– Все там лежат?
– Все.
– Ну,