– При чем тут твоя национальность? – вздохнул Аллах. – Ты говоришь ерунду и готов тараторить до вечера, лишь бы заглушить настойчивый шепот собственной памяти, которая твердит тебе, что когда-то мы с тобой были хорошими друзьями. И в те дни тебя действительно звали Али. Ты боишься этих воспоминаний, да? Они разрушают последний бастион твоего здравого смысла.
– Какой «последний бастион»?
– Твердую уверенность в том, что тебя зовут Макс и тебе недавно исполнилось тридцать три года. Кажется, ты готов до последней капли крови сражаться за право и дальше полагать куцый фрагмент своей биографии исчерпывающей информацией о себе.
– Не понимаю, – упрямо сказал я.
– Ничего страшного. Когда-нибудь поймешь.
– А как меня зовут на самом деле?
Смешно сказать, я всерьез боялся получить ответ на этот вопрос. Казалось бы, что может изменить имя, упорядоченный набор звуков, изобретенный людьми для того, чтобы как-то обращаться друг к другу?
Но Аллах только покачал головой.
– Как тебя только не зовут. Впрочем, как тебя зовут на самом деле, я не знаю. Боюсь, что вообще никак. Ты – очень древнее существо. И когда-то бесконечно давно ты нашел способ убежать от смерти, которая до сих пор страшит тебя чрезвычайно.
– Какой способ?
От всех этих откровений меня колотило так, что от попытки внятно произносить слова скулы сводило.
– Это был простой и гениальный способ. Ты выучился быть наваждением. С тех пор ты позволяешь всем кому не лень – людям, богам, другим Вершителям – снова и снова придумывать тебя. А в те дни, когда тебя звали Али, ты был моей собственной прихотью. Я выдумал тебя, чтобы ты помог мне справиться с Мухаммедом, а Мухаммеду – с дэвами, драконами и прочими напастями, которые он сам же и выдумывал с удивительным проворством. Разумеется, они тут же обретали плоть. Мухаммед был очень могущественным Вершителем. Лучшим из всех, кого мне доводилось видеть в деле… Хочешь сменить тему?
Я молча кивнул. К этому моменту я был почти уверен, что умру, если услышу еще хоть слово о своем славном прошлом. Или, чего доброго, действительно вспомню все эти вещи, о которых он начал говорить. Почему-то мне казалось, что это будет даже хуже, чем смерть.
Мой собеседник великодушно умолк. Я взял банку с тоником. Рука противно дрожала, но я собрался с силами, поднес жестянку к губам и мелкими глотками допил остатки горьковатого лимонада. Когда я поставил пустую банку на стол, рука вела себя вполне прилично. Так мило с ее стороны.
– Ладно, – вздохнул я. – Может быть, все, что вы говорите, и все, о чем вы, к счастью, умолчали, – правда. Не хочу об этом думать. Не сейчас. Но в настоящий момент я не ощущаю себя таким уж могущественным существом. И как, интересно, я буду воскрешать этого вашего мертвого Мухаммеда, вести за собой солдат, готовых умереть за мою улыбку, отдавать приказы и все в таком духе? Куда уж мне.
– Об этом не беспокойся. Если ты примешь мое предложение, я передам тебе свою связку