Кролик, беги. Джон Апдайк

из виду. Когда они направляются к стеклянной двери, он поворачивается к кассирше и тонким голосом с тщательно отработанными интонациями продолжает свой рассказ: «…и тогда тот второй парень ему говорит…»

      Вместе с этой самой Рут Кролик выходит на улицу. Справа, в сторону от горы Джадж, сияет центр города – путаница огней, обведенные неоном контуры: башмак, земляной орех, цилиндр, реклама пива «Подсолнечник» – зеленый неоновый стебель высотой с шестиэтажное здание и желтая, как вторая луна, сердцевина цветка. Кварталом ниже слышатся торопливые монотонные удары колокола, шлагбаум на железнодорожном переезде – два длинных ножа с красными кончиками, – опускаясь, врезается в мягкую массу неона, и движение, постепенно замедляясь, останавливается.

      Рут сворачивает налево, в тень горы, Кролик следует за ней; они идут вверх по скрипучей мостовой. Покрытый асфальтом склон – точно погребенный голос, нежданное эхо земли, которая была здесь задолго до города. Мостовая кажется Кролику тенью прозрачного дайкири; ему весело, и он подпрыгивает, чтобы попасть в ногу со своей дамой. Ее глаза обращены к небу, в котором яркое созвездие гостиницы «Бельведер» смешивается со звездами над горой Джадж. Они шагают молча, а позади с пыхтением и скрежетом ползет через переезд товарный состав.

      Ага, вот в чем дело – сейчас он ей явно не нравится, совсем как той шлюхе в Техасе.

      – Слушайте, вы хоть раз поднимались на вершину? – спрашивает он.

      – Ну да. В автомобиле.

      – Когда я был маленький, – говорит он, – мы часто ходили наверх, только с другой стороны. Там такой густой мрачный лес, и однажды я наткнулся на развалины старого дома – просто дыра в земле да несколько камней; наверняка ферма какого-нибудь пионера.

      – Я была наверху только раз, ездила на машине с одним нахальным типом.

      – С чем вас и поздравляю, – отзывается он, раздосадованный той жалостью к себе, которая таится под ее резким тоном.

      Чувствуя, что он это понял, она огрызается:

      – На что он мне сдался, этот ваш пионер?

      – Не знаю. Пригодится. Вы ведь американка.

      – Подумаешь! С таким же успехом я могла бы родиться мексиканкой.