Помощи девушке ждать не откуда. Документов нет, знакомых в столице тоже, обращаться в милицию – кто ей поверит? А если поверят, что потом – возвращение домой? Если мама – женщина строгих правил, – узнает о карьере дочери… А подруги, а знакомые?
«Домой не вернусь», – тихо сказала Альбина, и я услышал в ее голосе твердость кремня. В общем… так получилось, что из больницы я снова привез Альбину к себе.
Мотив моего участия в судьбе девушки – не сострадание, не альтруизм, не моя природная доброта. Черта с два.
Банальная скука.
За две недели, что Альбина прожила у меня, мы разработали план действий.
Подыскать квартиру. Денег на первое время я одолжу.
Поступить на вечерние курсы. Офис-менеджер, помощник бухгалтера, менеджер отдела кадров…
Найти работу – временную, пока все утрясется.
Я поговорил с директором фирмы, где работал, тот разрешил взять девушку стажером. Под мою ответственность и на смехотворно-условный оклад. Пусть так, для начала сойдет.
На квартиру, что кавказец снимал для Альбины, я заходил несколько раз, но безуспешно – дома никого не было. Наконец, мне повезло: на звонок в дверь откликнулся гортанный голос: «Кто там?» Я ответил «Милиция», и передо мной предстал мужчина, косящий под итальянского мафиози – бархатный темно-синий халат на голое тело, волосы тщательно напомажены, на пальце золотая печатка. Я шагнул в дверь и прямым левым сломал «дону Карлеоне» нос. После чего прикрыл за собой дверь и дал ему пять минут на сборы вещей и документов Альбины.
В ближайшие полгода Альбина умудрилась окончить несколько курсов и стать моим незаменимым помощником. Наши отношения не переходили грань деловых, и я ничего не знал о личной жизни девушки. Лишь по темным кругам под глазами да идеально подготовленным документам поутру мог догадываться, что Альбина по ночам занимается и работает – штудирует спецлитературу и печатает деловые бумаги.
Ледяное спокойствие и надежность швейцарских часов моей помощницы вызывали зависть коллег, а платой за яркую внешность – Альбина выглядела безупречно, хотя и старше своих лет из-за строгих костюмов и жесткого взгляда, – послужила нелюбовь женской части коллектива и почтение мужской. Невозмутимая, как вождь индейцев, девушка ни с кем не дружила, не участвовала в корпоративных посиделках, мало говорила и много делала. «Сухарь, – перешептывались офисные девочки, – гордячка. Подумаешь, дама из Амстердама!».
Мы были в чем-то похожи – два необитаемых острова в океане московской жизни бурных девяностых, оба не стремились к сближению с кем бы то ни было.
Весной девяносто первого Альбина сказала, что хочет вернуться в родной город. Видимо, столичная жизнь удручала девушку, она скучала по матери… Я вошел в ее положение и не стал отговаривать. Альбина уехала, и на три года я о ней забыл.
Мне нечего рассказать об этом