– … такое количество самоцветов. Гранаты, рубины, сапфиры!
– Плазма, высокое давление, вот тебе и самоцветы.
– … какая-то дыра, смотрите, – это Наташенька.
– Карст, капитан! – голос Урляева вибрирует, разволновался боцман.
– Что за чушь? Не может быть на такой глубине, – капитан как всегда категоричен.
Наташенька: «Точно, карст. И огромный. Луч фонаря теряется».
Урляев: «Ништяк! От Академии Научной Теологии может премию дадут».
Маусс: «Команда, блядь. Сказано кимберлит искать, они за каким-то хером карст находят. Как бы нам тут на кикимор не нарваться».
Капитан любил рассуждать о кикиморах. Это его экспедиция в семьдесят седьмом открыла «терроформированный биологический вид».
Наташенька: «А почему вы назвал их кикиморами?».
Маусс: «Я не знаю. Кто-то сдуру ляпнул и вот прижилось».
Я отключил связь и пошёл на камбуз, жрать хотелось катастрофически. Подумал, что обнаружить кикимор было бы как раз неплохо, обычно их поселения располагаются у основания кимберлитовых трубок.
Когда я зашёл в камбуз, на меня сразу накинулась гигантская селёдка. Размером она была с акулу, а из распластанного брюха у неё вываливались омерзительные потроха. На этих сизых кишках, белёсых молоках, расползающихся фиолетовых жабрах чудовище скользило по кафельному полу и тянуло ко мне смердящую пасть с миллионом загнутых зубов. С чавкающим звуком тварь дёрнулась на собственных внутренностях, я вылетел в коридор и побежал, путаясь ногами в ковровой дорожке, которую давеча столь тщательно пылесосил Урляев.
Сказать, что я перепугался, так это ничего не сказать. Волосы натурально дыбом встали. И не только на голове. Я не помню, как оказался в молельне и опаньки – уже Святому Владимиру Обручеву свечку ставлю. И руки у меня трясутся. Весь трясусь, ни одной молитвы вспомнить не могу. Тут мне сзади Наташенька руку на плечо нежно так положила, по голове погладила. Сразу хорошо мне стало, спокойно. Повернулся – а это не Наташка. Девка это из сна, но без скафандра, даже совсем наоборот, совершенно голая. И рот у неё сильно большой, непропорциональный и зрачки без радужки. Худая, плоская, костлявая. Да это же кикимора!
– Ну, пусечка, – сказала кикимора, – ну, что ты так перепугался, лапочка?
– Ты как в лодке оказалась? – спросил я. Зубы у меня уже не стучали.
– Ты про телепортацию не слыхал что ли? – удивилась кикимора.
– Слыхал немного, – сказал я, и во рту стало сухо. Технология телепортации строжайше засекречена и применение гражданским населением пространственных переходов жёстко лимитировано и регламентировано. А культура кикимор вообще считается не технологической, а психокинетической.
– Да успокойся ты, – кикимора снова попыталась дотронуться до меня, но я отпрянул. – Я же тебя готовила, во сне специально приснилась. Не узнал?
Она