И это сработало. Калифорния стала стремительно развиваться – особенно южная ее часть, где жилищное строительство быстро стало основной отраслью промышленности. В период с 1920-го по 1930 год в один лишь Лос-Анджелес приехало полтора миллиона человек, и большая их часть приехала (хотя бы отчасти) потому, что поверила в обещанную возможность построить собственный замок. За пределами самых привилегированных, ухоженных анклавов, подобных Санта-Барбаре и Кармелу, романтическая архитектурная палитра была более разнообразной. Здесь встречались самые разные стили, причем многие были откровенно позаимствованы из мира кино – это было видно невооруженным взглядом. В Лос-Анджелесе съемки порой проходили на оживленных улицах: четыре квартала Вавилона из фильма Дэвида Гриффита «Нетерпимость» – это угол бульваров Голливуд и Сансет; Рим из «Бен-Гура» и Ноттингемский замок из «Робин Гуда» снимали в роскошных поместьях40. Строители следовали за кинематографистами, и получившаяся архитектурная сумятица начала определять облик региона – к удовольствию местных обитателей и к отвращению блюстителей хорошего вкуса с восточного побережья. Никому не удалось передать это отвращение лучше критика Эдмунда Уилсона, который в 1932 году написал поразительно изобретательный снобистский разнос Калифорнии:
Жители Лос-Анджелеса – это культурно разложившиеся люди, любители смешанной красоты. Им нравится выражать свою эмоциональность в собственных домах, которые прекрасно сочетаются с их любимыми историческими фильмами, обожаемыми киноактрисами, самыми счастливыми нумерологическими сочетаниями или с прошлыми инкарнациями из Древней Греции, романтического Египта, эксцентричного Сассекса или мира жриц любви Древней Индии. Тут можно увидеть пекинскую пагоду, построенную из свежего и хрустящего арахиса, там – белоснежное иглу из зефира, а рядом – флорентийский дворец из сладчайшей розовой нуги, роскошной и восхитительной, с орешками. Вон там красуется аккуратная карманная копия геральдического замка Уорвик – точная до тошноты. Очаровательное крохотное швейцарское шале опутано пышной бугенвиллеей самого искусственного цвета. А вот и жаркая маленькая гасиенда, этакая энчилада с сыром под крышей из ярко-красного томатного соуса томно приподнимает свои длинные лавандовые ресницы, вся погруженная в воспоминания об испанской старине41.
Машина регионального развития Лос-Анджелеса быстро нашла свой истинный двигатель – автомобиль42. К 1930 году в регионе насчитывалось 800 тысяч автомобилей (две машины на трех человек), а затем их счет пошел на миллионы. Сегодня в округе