– Неужели он думает, что я не смогу видеться с другим мужчиной втайне от него, если пожелаю? Я просто не желаю.
Они сидели в холодной утробе «мазды». Шофер выезжал с территории парикмахерской, тетя Уджу поманила привратника, выкрутила окно вниз и дала ему немного денег.
– Спасибо, мадам! – сказал он и козырнул.
Она совала найровые банкноты всем работникам салона, охранникам на входе, полицейским на перекрестках.
– С их зарплат и одному-то ребенку школу не оплатишь, – приговаривала тетя Уджу.
– Этих грошей, которые ты им подаешь, на школьную оплату не хватит, – возражала Ифемелу.
– Зато он позволит себе какую-нибудь мелочь, у него улучшится настроение, и он сегодня вечером жену не станет колотить, – возразила тетя Уджу. Посмотрела в окно и сказала: – Тормози, Сола, – захотела хорошенько рассмотреть аварию на Осборн-роуд:[59] автобус влетел в автомобиль, передок автобуса и зад машины всмятку, оба водителя верещат друг на друга, их разделяет растущая толпа. – Откуда эти люди? Откуда они берутся, когда авария? – Тетя Уджу откинулась на сиденье. – Знаешь, я уже и забыла, что такое ездить на автобусе. Так легко ко всему этому привыкаешь.
– Дойди до Фаломо[60] да сядь в автобус, – сказала Ифемелу.
– Это не то же самое. И никогда уже не будет, раз есть другие варианты. – Тетя Уджу посмотрела на нее: – Ифем, брось тревожиться за меня.
– Я и не тревожусь.
– Ты тревожишься с тех пор, как я тебе сказала о своем счете.
– Если б так себя вел кто-то другой, ты бы сказала, что она дура.
– Я бы даже тебе не советовала так поступать. – Тетя Уджу отвернулась к окну. – Он изменится. Я заставлю его измениться. Нужно просто не торопиться.
Дома тетя Уджу вручила папе пластиковый пакет, набитый наличными.
– Плата за квартиру, за два года, брат, – сказала она со стеснительной небрежностью и пошутила на тему дырки у него на майке. В лицо ему она не смотрела, пока говорила, а он – ей, пока благодарил.
У Генерала были пожелтевшие глаза, что навело Ифемелу на мысль о его детстве впроголодь. Крепкое коренастое тело говорило о драках, которые он сам затевал и выигрывал, а торчавшие из-под губ зубы придавали ему смутно угрожающий вид. Его веселое мужланство Ифемелу удивило.
– Я деревенский мужик! – объявил он радостно, словно извиняясь за капли супа, летевшие ему на рубашку и на стол, когда он ел, или за громкую отрыжку после. Он приезжал вечерами, облаченный в зеленый мундир, при нем – один-два бульварных журнальчика, а его адъютант, услужливо семеня следом, нес чемоданчик и клал его на обеденный стол. Журнальчики Генерал забирал с собой редко, и экземпляры «Винтажных», «Первых людей» и «Лагосской жизни»