Симулякры. Макс Ирмелин

и почему в попытках допросить самого себя проваливаюсь в пустоту уходящего дня, как будто в нем и не было меня. И этот исчезнувший день закрывает мне доступ к дням предыдущим. Возможно, просто перепил, хотя и не чувствую себя пьяным. «Я вовсе не пьяный, и не сумасшедший, я живу в своей квартире…» – так убеждая себя, неожиданно вспомнил, что ехать мне надо до Медведково, и тихо рассмеялся, сдерживая свою неуемную радость, что случалось со мной, когда после неудачных попыток находил наконец изящное решение проблемы в каком-нибудь сложном проекте. Просто пришел в себя, как бы очнулся: видно, доселе был сильно занят, чтобы сопровождать собственное тело до дома. Понадеялся, видать, что оно само доберется без приключений, но кто бы мог подумать, что оно заблудится; хорошо еще, что совсем не потерялось, и я вовремя его обнаружил и перехватил, блуждающее неприкаянно по станциям метрополитена.

      Сделав еще одну пересадку, я вышел на кольцевой, чтобы доехать до станции Проспект мира и далее, по Калужско-Рижской линии – до Медведково. Я сел в вагон и вздохнул, наконец, с облегчением; однако, забывшись, проехал мимо станции, на которой должен был сойти; поэтому вышел на следующей остановке и поехал в обратную сторону, но вскоре до меня дошло, что еду вовсе не по кольцевой линии, а стало быть, надо признать, что в таком туманном состоянии вообще не попаду домой, если не перестану играть в прятки с самим собой. Эта назойливая и провокационная рассеянность стала пугать меня уже по-настоящему, и я пришел к предварительному заключению, что просто напился до потери памяти, хотя в последнее время почти не притрагивался к алкоголю, потому что слишком был занят системной архитектурой проекта под условным названием «Noahsark»¹.

      Между тем никаких признаков опьянения я в себе не обнаружил. Но это было хуже, чем если бы я был пьян. Потому что если это не воздействие алкоголя, то, стало быть, просто поехала крыша, иначе невозможно объяснить, что происходит со мной. Я был сродни олигофрену с отвисшей челюстью и вывалившимся язык. На всякий случай проверил, что губы мои плотно сомкнуты, а язык вполне привычно осязает ротовую полость, которая была суха и требовала воды!

      Я выбежал из вагона на следующей станции, но она показалась мне враждебно незнакомой и даже угрожающей; метнулся было обратно, но двери передо мной захлопнулись. Я решил, что надо просто сесть и успокоиться. «У него кружится голова», – подумал я, тупо глядя на пассажиров, заполняющих платформу. «У него или у меня?» – тут же спросил непонятно кто у кого. Я присел на скамейку в центре платформы, чтобы сосредоточиться и вспомнить себя. Мелькание проходящих мимо людей, шарканье ног и обрывки фраз мешали думать. Надо обязательно завтра расспросить коллег, если вообще наступит для меня завтра.

      Я снова еду в поезде и думаю, что прошло слишком много времени, – столько, что можно было уже объехать весь московский метрополитен, а я нахожусь по-прежнему в неопределенной ситуации, хотя всем своим видом показываю