Потекла кровь. Серые наблюдали за происходящим; они стучали ногами и хлопали в ладоши.
Тут острие ножа наткнулось на мышцу. Боль, понятно, была невыносимой, потому что Бродяга тотчас открыл глаза, как будто к мертвому телу поднесли Вольтов столб[20], и из его кровоточащей груди вырвался глухой стон.
– Ну вот, – заметил Лепинассу, – вот мы и проснулись, милейший. И чувствуем себя живее всех живых, и много лучше, чем когда бы то ни было, не правда ли? Ну так что, к нам вернулась память? Вспомнили, где деньги? Вспомнили, где Лакюзон? И Варроз! И Маркиз! Тогда давайте наконец расскажем все доброму нашему другу Лепинассу.
Губы у крестьянина зашевелились, но не издали ни звука.
Однако ж и по движению его губ мучитель догадался, что Бродяге всего лишь не хватило сил произнести в очередной раз: «Не знаю…»
Лепинассу заскрежетал зубами: им овладела неописуемая ярость.
– Ах, ты ничего не знаешь, – повторил он, – ах, ничегошеньки не ведаешь!
И лезвие ножа впилось на пару дюймов в правую руку несчастного, издавшего истошный вопль.
– А теперь знаешь? – вопросил Лепинассу.
– Нет, нет, нет! – в отчаянии вскричал Бродяга. – Ничего я не знаю, ничего не ведаю!
Лепинассу проткнул ему левую руку так же, как перед тем правую, и снова спросил:
– Ну, теперь-то знаешь?
И снова Бродяга отвечал:
– Не знаю я ничего!
Рассеченное шрамом, безобразное, похожее на маску лицо Лепинассу сделалось мертвенно-бледным; клокотавшая внутри подлого мучителя ярость достигла предела.
Согнутые волосатые пальцы его крепкой руки приблизились к горлу крестьянина, чтобы, как видно, задушить несчастного, но Бродяге перед смертью надо было развязать язык.
И Лепинассу опустил руку.
– Здесь где-то должны быть вязанки хвороста, – сказал он своим подручным. – Найдите и принесите сюда.
Двое серых, достав из очага горящую головешку – вместо факела, отправились шарить по всему дому.
– Разуйте-ка его! – прибавил вожак, указывая на Бродягу, у которого ноги свисали с края стола.
Исполнить его волю не составило труда: на ногах у крестьянина были только грубошерстные чулки да громоздкие деревянные башмаки.
Тут вернулись двое подручных с огромной охапкой сухого терновника, который они нашли в подвале. Даже не спросясь, что делать с этой охапкой, поскольку подобного рода пытки уже давно вошли у них в привычку, они свалили все на пол, под ноги Бродяге.
Лепинассу, сунув обратно за пояс окровавленный нож, которым он только что орудовал, выхватил из руки подручного горящую головешку и сказал крестьянину:
– Последний раз спрашиваю – слушай и отвечай! Где деньги? Где твой хозяин? Где полковник Варроз? И где преподобный Маркиз?
Склонясь над окровавленным телом Бродяги, готового вот-вот испустить последний вздох, он жадно прислушался.
Крестьянин закрыл глаза