– Так вот, хочу тебе предложить нашу помощь.
– А что взамен?
– Нам нужен адрес твоего брата, где он сейчас скрывается?
– Антона? – уточнил на всякий случай Дегтярь.
– У тебя еще есть братья?
– Нет! Но я сейчас не знаю, где он живет. Он в последнее время часто переезжал и мне не звонил. А зачем он вам?
– Грешков за ним много. Наркота, оружие, терроризм…
– Да, ладно! Какой он террорист, не гоните! – Евгений нахмурился, и шрам на его щеке заалел еще больше.
– Он недавно взорвал машину на улице, – сухо уточнил Ковалев, не вдаваясь в подробности. – Погибли люди. Вот так вот!
– Не, ничего не знаю! – продолжил упорствовать Евгений и Дмитрию показалось, что младший брат наркодилера не очень поверил его рассказу. Тюрьма приучает к недоверчивости, в особенности операм.
– Значит, не знаешь, где он сейчас? Может кто-то другой знает, девушка его, к примеру?
Дегтярь ухмыльнулся:
– У него много девок, я всех не помню.
– Мне кажется, ты не хочешь нам помочь! Но нам-то ладно, мы и так найдем Антона. Ты не хочешь помочь, прежде всего, самому себе!
В ответ младший Дегтярь пожал плечами:
– Виноват – отсижу! А брата сдавать не буду!
Лицо его еще больше побледнело, а царапина на щеке, наоборот, показалась избыточно красной, того и гляди проступит кровь.
– Подумай, хорошенько!
Впрочем, Ковалев уговаривал без особого желания. Если человек уперся, замкнулся, а он, Дмитрий, сталкивался с такими, то разговаривать дальше бессмысленно, это пустое дело.
«Упрямство – вывеска дураков!» – писал русский драматург Княжнин12, и сейчас они оба демонстрировали напрасное упрямство. Один в том, что не хотел извлечь для себя очевидную выгоду, второй в том, что настаивал на преимуществе этой выгоды для человека, который не видел в ней смысл. В конце концов, каждый выбирает свой крест.
Какое-то время Ковалев вел бесплодный разговор – уезжать ни с чем ему не хотелось. Он взял сигарету и, хотя, практически не курил, все же засмолил её, с неохотой глотая горький дым. Он тянул время, в надежде, что Дегтярь всё-таки передумает в последнюю минуту, что в голове этого молодого ревнивца возобладает здравый смысл. Он курил, мучился, потому что сигаретный дым на голодный желудок, а Ковалев с утра ничего не ел, всегда вызывал у него тошноту.
«Надо было кофе попить после совещания у Забелина», – помечтал он и продолжил уговаривать Евгения.
Кто знает, как долго бы длился этот пустой разговор, похожий на вялую разминку двух футболистов, лениво катающих мяч по полю, если бы их не прервал заглянувший в кабинет Шаманов. Его лицо было хмуро, деловито и сосредоточено. Он обратился к Ковалеву:
– Вы еще долго?