Династические войны Средневековья. Дмитрий Боровков

лишь в том случае, если вслед за А.А. Шахматовым воспринимать повесть «Об убиении» как единое целое с остальной частью статьи 1015 г. Но представляется более конструктивным объяснить это переплетение сюжетов тем, что сначала летописный рассказ о послании Предславы к Ярославу оказал влияние на составителя повести «Об убиении»: сюжет о посланцах Ярослава, сообщивших Глебу о смерти Владимира и убийстве Бориса, изначально мог иметь чисто конструктивную функцию (повод для оплакивания Глебом отца и брата), когда повесть существовала отдельно; возможно, что один из ее составителей или редакторов захотел воспользоваться этим обстоятельством, чтобы связать имя Ярослава хотя бы с одним из князей-страстотерпцев; когда же повесть «Об убиении» была включена в летопись, эта вставка, в свою очередь, оказала влияние на первоначальный рассказ о послании, в котором появилось упоминание о Борисе и Глебе, и одновременно способствовала установлению дополнительной связи с формирующимся летописным контекстом.

      За исключением этого сообщения и продолжающего его плача князя по отцу и брату мы подходим к описанию убийства Глеба: «И тут вдруг захватили посланные корабль Глебов и обнажили оружие. Отроки же Глебовы пали духом. Окаянный же Горясер, один из посланных, велел тотчас же зарезать Глеба. Повар же Глеба, именем Торчин, вынув нож, зарезал Глеба, как безвинного ягненка». Здесь также присутствуют элементы агиографической стилизации, поскольку гибель Глеба представлена как своего рода жертвоприношение – это обстоятельство вскрывает параллель между Глебом и ягненком (агнцем) – один из топосов средневековой агиографии. Далее в тексте были помещены благочестивые рассуждения, которые искусственно разделяют текст на две части, отделяя описание убийства от его логической концовки: возвращения убийц к Святополку и сообщения о том, что князь был брошен на берегу между двумя колодами: «Затем же, взяв его, увезли и положили его рядом с братом его Борисом в церкви Святого Василия». Собственно, этим сообщением оканчивается повесть «Об убиении», которая, как отмечал С.А. Бугославский, первоначально могла предназначаться для чтения в церкви[143]. Возможно, местом составления ее была церковь Св. Василия в Вышегороде, ставшем с середины XI столетия центром Борисоглебского культа. Повесть «Об убиении» и летописный рассказ о событиях 1014–1018 гг. («Повесть о борьбе Ярослава со Святополком») можно отождествить с «агиографическим рассказом» и «светской сагой» – гипотетическими первоисточниками Борисоглебского цикла, существование которых в первой половине 1950-х гг. предположил Л. Мюллер[144], – допустив только, что не клирики Вышегородской церкви опирались на «агиографический рассказ», а составители этого рассказа использовали вышегородские церковные записки, существование которых предполагалось П.В. Голубовским и А.А. Шахматовым как общий источник для «Сказания о чудесах» и «Чтения о житии и погублении Бориса и Глеба»[145].

      Следующая