– Мамка травы просила для коровы, наша вся вышла.
– Накосим, – улыбнулся Георгий. Алешка походил характером на Андрея, также робел, краснел как мальчишка и брался за любую работу. Как они вместе с Алешкой встречались, так не разлей вода. Друг за дружку держатся, один другого выгораживают. Как посмотришь на их озорные лица, и за шалости не отругаешь. То в сапог бабке лягушку кинут, то чернилами ручку двери испачкают, то курицу за лапку привяжут, а сами из-за двери прыскают, как она балет танцует.
– Ну, идем, – встал Георгий.
Вера вытерла глаза, глядя вслед уходящему Алешке, так напомнил ей сына. А ведь приедет, посмотрит, как они жить стали, стыдно будет. Она сняла с окон пропылившиеся занавески и свалила в таз. Теперь будем жить по-другому.
Неожиданно в комнате потемнело. Вера взглянула в окно. Розовое мохнатое облако закрыло солнце. Такое же облако появилось, когда взрывали шахту у них на холме. У всех, кто работал на поле, появился бронзовый загар на открытых частях тела, а у соседского пятилетнего Андрюшки пошли пузыри по лицу. Поговаривали, это из-за того, что в шахту пролилось ядерное топливо, когда забирали боеголовку.
Вера решила позвать мужиков, выглянула на крыльцо, но косарей уже не было. Красное облако вываливалось наизнанку лохмотьями, превращаясь в зонт. Зонт покачнулся и пополз к лесу. Потянуло гарью. Куры забились под насест, глупый индюк вытянул красный шнурок носа и испуганно залопотал. Оранжевое солнце жгло глаза, горячий воздух пек ноздри. На улице не было ни души. Казалось, все замерло в предчувствии близкой беды.
Вера вернулась в дом. Подмокшие занавески валялись в тазу. Воды в ведрах оставалось на донышке. А привезут ли сегодня, неизвестно. И сколько еще будут возить, пока не пробурят новую скважину, не найдут ушедшую воду. Вера подперла голову рукой. Как теперь жить? Казалось бы все есть: муж, дом, хозяйство, – все к чему стремилась, ждала, когда по-настоящему жить начнут. То свекровь до слез доводила, из дома гнала, то работала без отдыха, лишь бы Андрюшку на ноги поставить, а теперь что?
Знакомый колокольчик оборвал мысли. Хозяйка схватила ведра и помчалась на улицу. Соседи уже несли полные ведра, осторожно, боясь расплескать. А она, вот дуреха, вздумала стирать. Хорошо, что сегодня после похорон ей вместо двух ведер по норме положено четыре.
Георгий пришел поздно вечером. И не один. Лесник, зная строгий нрав Веры, потоптался у порога. Георгий втолкнул его в комнату и придвинул скамью.
– Веруша, дай нам сальца к горилке, – он поставил на стол бутылку.
Вера хотела раскричаться, запретить, но посмотрев на его заострившееся лицо, промолчала и полезла в кладовку.
Когда она вернулась, мужчины замолчали. Лесник чертил ногтем по столу, Георгий смотрел на стертую половицу.
– Сегодня еще одну взорвали, – медленно проговорил он, – в соседней Ивановке.
– Лес перестал расти, – взглянул лесник на хозяйку, будто жалуясь ей, – ветки сохнут, быть беде.
Вера выронила тарелку из рук. Значит то, что