– Мне очень жаль, сэр.
Я планировал оставить ему рупий триста чаевых, но нет так нет.
– Сколько?
– Еще пятьсот рупий, сэр.
– Сто, – ответил я с его же наглостью, тут ехать-то осталось всего ничего.
Мы сошлись на трехстах. Здесь ничего не меняется, подумал я про себя.
Я ехал к своему товарищу. Звали его Кипил, мы были знакомы по Непалу – пережили снежную бурю в горах Аннапурны и чудом остались живы. Я познакомился с ним в лагере на высоте под пять тысяч метров, здесь была последняя остановка перед длинным шестичасовым перевалом. Он отстал от группы, потому что не мог нормально дышать, говорил, что у него разыгралась аллергия на пыльцу какого-то дикого растения, но по-моему, с ним попросту случилась горная болезнь. Я же заночевал там из-за разболевшегося колена; хотел дать себе передышку, прежде чем пускаться в дорогу, тем более, я шел один, со мной был только портер. Что бы там ни говорили интернетовские писаки, Торунг-Пасс перевал не из легких, и главная его трудность не в виляющих вверх-вниз, узких и шатких каменистых тропках и не в резких, сносящих с ног ветрах, возникающих аккурат к полудню и до вечера только усиливающихся, а в перепаде высот. Если ломит затылок, крутит живот, грудь сдавливает до тошноты, а ноги-руки слабеют и не слушаются, то о переходе нечего и думать. Горная болезнь так просто не отступит, и единственный способ продолжить поход – остановиться. Таких было немало, и все они оставались здесь, в базовом лагере, чтобы приучить себя к высоте. Кто-то сидел на месте, кто-то предпринимал короткие броски на двести-триста метров вверх и обратно в качестве тренировки, а кому-то приходилось повернуть назад, так и не сумев свыкнуться с высотой гор. Частенько между вершин кружили красные спасательные вертолеты – забирали тех, кому совсем поплохело. Мы с Кипилом посчитали, что достаточно подкрепились и готовы одолеть путь. В тот день мы и представить себе не могли, что нас ждет. Все наши планы спутала внезапно начавшаяся снежная буря.
В общей сложности мы провели вместе шесть дней, из которых сутки просидели нос к носу в продуваемой насквозь деревянной хибаре, в обычное время служащей чайным домиком, и едва не замерзли насмерть. Поутру, еще в темноте, мы начали спуск. Выбирать было особенно не из чего – или околевать здесь, надеясь, что спасатели успеют добраться сюда раньше, чем мы отдадим концы, или спускаться на ощупь по скользкой непролазной тропе, проваливаясь по пояс в засыпанные снегом расщелины. Мы выбрали идти. О том, как мы шли, я не рассказывал потом никому, ни друзьям, ни жене. Есть вещи, которые лучше навсегда оставить при себе; слова, сказанные вслух, нарисуют историю, подкрепят ее переживаниями, чьими-то, кроме твоих, и тогда она затвердеет, обрастет выдумками и превратится в семейную легенду, героическую и далекую от правды. Я этого не хотел. Спокойней жить, когда правду со всеми ее малоприятными подробностями, которых никогда не понять тому, кто