МАРАТОВ. Комната уж очень маленькая, товарищ Яков. Двенадцать исполнителей и их тоже – двенадцать. Когда начнется, они ведь забегают по комнате. Можем перестрелять друг друга.
ЮРОВСКИЙ. Ну, во-первых, их будет уже одиннадцать. Мальчика-поваренка я у них после ужина забрал. Сказал, дескать, дядя его с деревни приехал – свидание попросил с племянником.
МАРАТОВ. Это хорошо. И так команда ворчит – девушек расстреливаем!
Шаги.
ЮРОВСКИЙ. Все ходит. Небось, радуется: дескать, скоро мы уйдем из города. Уйти-то уйдем… Да так на прощание хлопнем дверью, что мир содрогнется. Ну а насчет самой «ликвидации» я тоже все продумал.
Позавчера они попросили отслужить обедницу. Ну, думаю, пусть отслужат в последний раз. Я,сын нищего еврея разрешил последнему царю последнюю церковную службу – вот она, Великая Революция! Привел к ним священника – а они уже приготовились к службе. Выстроились: Царь посредине стоит, Алексей сидит на стуле, и Александра Федоровна рядом в кресле-каталке. И я подумал: как удобно вы встали! Будто для расстрела! Вот так же через два часа я их выстрою.
МАРАТОВ. Как это выстроишь?
ЮРОВСКИЙ. Революционная хитрость, сынок, все сам увидишь. В центре также поставлю царя, справа от него Алексея, царица будет рядом сидеть. И дочери в ряд у арки. Короче, Романовы окажутся выстроенными лицом перед двустворчатыми дверями.
И тогда откроются двери, и в дверях прямо перед ними встанет команда. И начнем.
МАРАТОВ. Действительно, ты все продумал.
ЮРОВСКИЙ. Но одна вещь смущает: Священник рассказал по ходу службы, как только произнесли «со святыми упокой», все Романовы вдруг на колени встали. И в глазах Николая, священник сказал, были слезы.
МАРАТОВ. Думаешь – чувствуют?
ЮРОВСКИЙ. Думаю. И сегодня, когда забрали поваренка, она три раза доктора Боткина посылала узнать, когда мы поваренка вернем. Нервничает. Явно. А после ужина зачем-то в кладовую ходила и большой портфель из чемодана забрала. Я, конечно, поднялся к ним – послушал под дверью. Но они…
МАРАТОВ (усмехнулся). По-английски.
ЮРОВСКИЙ. Да, по-английски…
МАРАТОВ. Хорошо, схожу, послушаю…
ЮРОВСКИЙ. Сходи, сынок. По-иностранному ты у нас один понимаешь. Ты ведь из образованных.
И я поднялся на 2 этаж. У дверей пристроился и начал слушать…
В комнате НИКИ и АЛИКС.
АЛИКС. Жутко глядеть на эту решетку.
НИКИ. (расхаживая). Да… да…
АЛИКС. Хорошо, что стемнело – она не так видна.
НИКИ. Да… да…
АЛИКС. Что-то в этом было ужасное, когда пришел хмурый мужик и молча прибил решетку. Единственное окно, которое негодяи разрешали открывать. Их вечный их страх, что мы убежим…
Далекая канонада.
АЛИКС. Стреляют.
НИКИ.