Во дворе Фандорину бросились в глаза два пулеметных гнезда, сложенные из мешков с землей, а из кустов торчало дуло горной пушки. Ласковые? Ну-ну.
«По стеночке за хлигелек» он не поехал, подкатил прямо к парадному входу. Там сидел на ступеньке, покуривал часовой с черной лентой на папахе.
– Ишь ты, туруса на колесах, – сказал он, пялясь на необычное кресло. – Ты, дед, в артель?
– Да. Можно войти?
– У нас всё можно. Свобода.
Часовой зевнул во всю желтозубую пасть и отвернулся. Очень возможно, что он был никакой не часовой, а просто сел человек на ступеньку покурить. В пулеметных гнездах и около орудия вовсе никого не было.
С чудесным самоходом надо было расставаться. Эраст Петрович подобрал с земли черную тряпку, соорудил из нее бант, привязал к спинке. Авось идейную каталку не сопрут.
Опираясь на палку, медленно поднялся по ступеням. Тяжелую дверь открыл без труда – это было то же движение, каким он двигал рычаг.
В просторном вестибюле с потолка свисали черные флаги с лозунгами.
«Вся власть безвластию!» – прочел Фандорин. И еще: «Собственность – это кража. П.-Ж.Прудон». «Государство должно быть разрушено. П.А.Кропоткин». «Личность – душа революции. Лев Черный» (кто такой – леший знает).
Были здесь и люди. Посередине овального помещения громко разговаривали трое: длинноволосый очкарик в студенческой шинели, матрос с пулеметной лентой вместо пояса и маленькая скрипучая девушка. «Скрипучей» Эраст Петрович ее мысленно назвал, потому что она всё время жестикулировала и каждое движение сопровождалось хрустом. Куртка на девушке была хромовая, штаны чертовой кожи, башмаки с крагами, на боку большущая кобура.
Матросы-анархисты
– …Если ты мне брат, тогда отстань со своим половым вопросом! – сердито говорила она хрипловатым голоском. Из угла пухлого рта торчала дымящаяся папироса.
– Это буржуазное ханжество! – так же горячо возразил очкастый. – Половое самовыражение – непременный атрибут свободного человека. И половой вопрос у настоящего анархиста может быть только один. Неважно, кто его задает, брат или сестра. Честно спросил – получил честный ответ. «Ты меня хочешь, сестра?» «Ты меня хочешь, брат?»
Фандорин медлил, не столько заинтересованный инцестуальной тематикой, сколько прикидывая, как действовать дальше. Приглядеться к обитателям особняка тоже было полезно. Да и спор приобретал все более любопытное направление.
– А я считаю, что пока не закончится революция, половому вопросу не время! – воскликнула девушка. – И для любви не время!
Вставил свое слово и матрос:
– Насчет любви, сестренка, не скажу, а против натуры не попрешь – перетыкнуться по-братски бывает очень охота.
Загоготал.
– Дурак ты, Чубатый! – крикнула скрипучая.
Очкарик ей укоризненно:
– Полегче, Рысь. Правило четыре.
От непонятного