Чтоб не уснуть и чтоб меня не сгрыз
Главарь-пасюк, что кружит где-то рядом.
Ещё люблю я в боров залезать,
И задыхаться, жарясь над золою,
И ту золу оттуда извлекать,
На сквозняке под гулкою трубою.
Люблю, когда зарплаты не дают,
Но семь журналов стопкой – к заполненью…
Внушили нам, что наш бесплатный труд
Совсем ещё не повод к увольненью.
И не беда, что уголь на-гора
Лежит без дела где-то на Урале…
С кайлом в руках, в морозные ветра,
На прикотельной, мы наковыряли
Его пять тонн с землёй напополам
Прошедшей ночью, – сдохли, но дожали,
Что даже водка вечером не шла
И рюмки в пальцах плыли и дрожали.
Люблю домой с больною головой
И жутким кашлем утречком являться,
А после душа, в спальню, на покой,
Во тьме, по стенке, тупо пробираться,
Чтоб не спугнуть британского кота,
Что, как сова, не доверяет свету…
Люблю стоять и греться у котла,
Сжигая в топке старые конфеты.
Привило мне правительство геном
Любви к тому, что тупо и нелепо.
И я с любовью думаю о том,
Не видя жизнь вне этого вертепа.
Ещё чуть-чуть и буду я любить
Не жизнь, а смерть, сводя себя в могилу…
Ну, а пока, мне б смену оттопить
И до утра с лопатою не сгинуть…
В ПЕТЛЕ БЕЗВОЛИЯ
Ночь слепо шарит за окном, но не найдёт…
Глаза таращит на огонь, огня – не видит,
Где в дальней комнате лежит и не встаёт
Носитель жарко обжигающей обиды.
О той обиде он страшится говорить.
Его гнетёт в застывшей тьме поступок труса.
А в кулаке зажатый камень-лазурит
Подобно серому граниту – безыскусен.
Ах, сколько их, депрессионных чудаков,
С петлёй на шее и рецептами в кармане,
Всё ждут, когда же выходить из берегов
Начнёт река с больной мечтой об океане.
Разрушен мост в последний миг и… страшен брод;
Не верит Стикс пустым слезам и верхней ноте.
И вены рвёт, ломая ритм, кровавый лёд,
От слов несчастного, сходящего на взлёте.
Но в вязком тиканье дождётся ль он утра,
Коль прикипела к циферблату часовая?
А между тем, в ночи возникшая дыра,
Уже растёт и потихоньку пожирает…
Да только кто ж его толкает больно в бок,
Как будто выпихнуть пытается из ямы?
Не признавая, что ослабший изнемог,
Его он ставит, как-то, на ноги, упрямый…
В углу испуганно откликнулась струна,
Забрякал дождик…
и рояль карниза ожил,
Чтоб доказать, пустую жизнь таща со дна,
Что время есть и жизнь наладится…
О, Боже!..
…ЗА КРАСОЙ НЕДОСЯГАЕМОЙ
На пороге мира сонного,
Что пред зорями-зарницами,
Так тревожно и особенно,
Словно пред берестяницею…
Кто