Она надолго задумалась, а я застыл в кресле, почтительный и страшащийся хотя бы одним движением спугнуть господскую мысль. Наконец леди Элинор подняла на меня усталый взгляд. На лице глубокая задумчивость, произнесла с колебанием:
– Ладно, теперь надо подумать, куда определить тебя самого. Вообще-то тебя надо бы в одно из моих сел… ты ведь умеешь…
Она покрутила пальцем в воздухе, затрудняя назвать мой род занятий, я сказал обрадованно:
– Хвостам волы крутить, так это называется!.. Ох, простите, ваша милость, волам хвосты. В смысле лес рубить, канавы копать. Еще я бревна могу возить из леса в деревню, были бы только они добрые…
Она покачала головой.
– У меня есть кому возить дрова и заготавливать хворост. Оставлю-ка я тебя здесь, в замке…
Я поспешно взмолился:
– Ваша милость! Нельзя меня в замок!
– Почему?
– Я ж ничо не знаю, как у благородных и что. Я же всю мебель переломаю…
Она смерила взглядом мой рост и ширину плеч. Легкая улыбка пробежала по ее лицу.
– Да, ты великоват и силен… Если там и другие такие, то ваше королевство процветает… Впрочем, если ни с кем не воевать, не голодать, то люди должны быть сильными и здоровыми. Не тревожься, тебе не нужно будет подниматься выше первого этажа. Здесь убирают обученные слуги, а ты будешь внизу. Там спят кузнецы, кожевник, плотники, каменщик, кухарки, булочник… и остальная челядь, им вход наверх заказан. Зато, если мне что нужно будет спросить, не придется тебя вызывать из села.
Она хлопнула в ладоши. Из-за портьеры снова вышел тот мужик, она его называла Маратом, смиренно склонил голову. Леди Элинор сказала властно:
– Марат, этого парня зовут Дик. С сегодняшнего дня работает во дворе и на кухне. Скажи Адальберту, пусть подыщет ему работу…
– Вы ему это уже говорили, – напомнил я смиренно, – а он поручил Маклею.
– Хорошо, – ответила она нетерпеливо, – иди!
Я пошел за Маратом, а когда он уже переступил порог, я хлопнул себя по лбу, повернулся:
– Ваша милость! А нет ли у вас волшебного средства, чтобы как-то отгонять вот эту мерзость?..
Я осторожно вытащил из кармана завернутого в мягкие листья лопуха муравья. Леди Элинор подобралась, когда я приблизился к ней без зова, все-таки не доверяет, я подал ей муравья на вытянутой далеко вперед ладони. Муравей, очнувшись, вяло пошевелил усиками, затем дрыгнул в воздухе лапами, перевернулся и бодро пробежался по ладони. Я опустил его к столу, муравей перебежал на столешницу, остановился обнюхать и пощупать усиками.
Леди Элинор наблюдала зачарованно, даже кошку перестала гладить, а когда муравей побежал к краю стола, опомнилась, сказала одно шипящее слово,