Васильев положил пустую тарелку в раковину:
– Спасибо.
И подумал еще:
– Бля, опять геркулес.
Потом он долго шел тихим безлюдным переулком и слышал свои шаги. Хотел закурить на ходу, достал сигарету, поджег ее и почти успел затянуться…
Но как только переулок кончился, на него набросился шквальный ветер. Это случилось, сразу на площади, первым порывом выбило сигарету, вторым сдуло с ног…
Он хотел было вскочить, но его снова бросило об асфальт и понесло. Он кувыркался, бился локтями, глотал песок, отбивался от листьев.
Вокруг стоял страшный гул, звенели стекла, Васильева тащило… Ему удалось сгруппироваться, он обнял руками голову и подогнул колени. Кувыркаться стало удобней, но на куртке треснула молния и из внутреннего кармана выскочили документы. Паспорт он успел поймать, но трудовая завертелась в пыльном вихре.
Васильев метался по земле, и временами видел свою серую книжицу. Вот от нее оторвался и покатился советский герб, вот пружинами выстрелили линии таблиц. Буквы, потеряв опору, посыпались со страниц и закружились на ветру.
Рабочая история Васильева, вся его жизнь трескалась на осколки. Трудовые дни и годы вперемешку с комьями грязи, опилками, цементной пылью валилась из документа. Вот пошла пятидесятка, из того неудачно сворованного штабеля, по милости которого, Васильева выперли с последней работы. Доски одна за другой бились о землю, трескались, и разлетались в щепки. Затем начало вышвыривать знакомых мужиков – Колян, Мишка, Рябой, другие – все кричали, матерились, бились оземь головами… За ними выскочил мужик в сварной куртке, с электродом в руке. Упал, тут же попробовал встать – сдуло, бросил маску и в страхе обхватил голову. А за ним, со скрежетом и лязгом, выехал и развалился на куски сварочный аппарат.
Васильев было подумал – «Сон все это»! Но тут его ударило спиной об бордюр.
– Ыыыы, – взвыл он, чувствуя каждый позвонок – какой уж тут сон!
А ребята из книжки кричали: «Оглянись, оглянись Васильев»!
Последних, из тех, что падали, он уже не узнавал. В сознании он держался еле-еле, больше из страха потерять трудовую. Слышал только, что они кричали, и кричали все одно – «Оглянись»!
Так его протащило до центрального сквера. Там трещали и гнулись до самой земли тополя. После была лестница. Васильев кубарем слетел по ней… и подумал еще: «тупик Монастырский, как пить дать!» Еще пару улиц и его хлопнуло об дверь седьмого строительного управления. Ветер внезапно стих.
– Твою мать, часы разбил! – он сидел на ступеньках перед проходной управления и оглядывал себя. Трудовая книжка лежала рядом на асфальте. Васильев аккуратно взял ее и стал собирать растерянные записи. В туалете он умыл лицо и залепил бумажкой ссадину.
– Опаздываете! – упрекнул начальник отдела кадров.
– Извините. Там ветер сильный… и это…
– Что у вас с лицом?
– Порезался.
Кадровик листал трудовую Васильева:
– В книжке-то свободного места нет. Все бегаете, и к нам, небось, ненадолго! А?
Васильев молчал.
– Вот,