Дальше шли листы бумаги тёмно-серого цвета с чёрными завитками букв, вшитые в дневник Хранителей Могил белой ниткой.
28 день 13 месяца по календарю Водяной Вороны.
«Всё началось ещё давно до этой должности, можно даже сказать, за один полный оборот луны вокруг Серого Города, когда я забыл своё имя. Да, прозвучит странно, человек ведь не может забыть наречённое имя, но как ни странно, я забыл его. И мать, и отец, и младшие братья, и все в округе. Я стал безымянным, и сколько бы не искал, сколько бы не спрашивал, всё острее осознавал, что если исчезнет и имя, исчезну и я сам. Исчезнет моя жизнь из этого мира, и никто обо мне не вспомнит, даже родная мать, которая и нарекла меня этим именем. Тогда я ещё не знал, с чем всё это связанно, и думал, что спустя пару месяцев от меня останется лишь одежда и пустая кровать, и если я останусь, то меня начнут принимать за призрака. За того, что одновременно существует и уже почил этот мир. Страшно.
Но однажды всё только ухудшилось. Я забыл, какого цвета у меня кровь, сколько пальцев у меня на руках и ногах, в кого у меня глаза: в мать или отца. Я забыл всё, и одновременно помнил какой-то далёкой частью подсознания. Я знал, что родился в этом сером тусклом мире. Что отец – «па-а-а-а-ачтеннейший начальник» Суда, а мать – знахарка, да такая, что в её лавку выстраивалась целая очередь, хоть и происходила она не из дворян. А вот что со мной случилось, она так и не отвечала, почему-то поджимая губы каждый раз, когда я об этом заговаривал и отворачивалась, так, словно меня и не было. Это было жутко, даже очень, осознавать то, что даже собственные родители начали забывать собственного ребенка.
Однажды дело дошло до того, что когда мы садились ужинать, одна из служанок забыла накрыть передо мной тарелку, а отец, когда я об этом сказал, взглянул поверх моей головы словно не видя и спросил: кто этот парень? Меня начинали забывать, да мало того, я сам переставал в себя верить! Порой доходило до того, что в родном доме служанки натыкались на меня и не замечали, бормоча что-то под нос и поспешно уходя. А когда я вернулся из лавки, где обычно помогал матери, вместо своей комнаты обнаружил лишь какую-то кладовую, а все фотографии, где я когда-либо присутствовал, стёрли меня насовсем. Даже стоя перед зеркалом я видел лишь какую-то тень, а не себя настоящего. Надо было с этим что-то делать, пока я окончательно не пропал из этого тусклого мира.
Я намекал на своё существование как только мог: писал записки, специально ходил за родителями и что-то говорил им, маячил перед глазами, чтобы они наконец увидели меня, но всё было напрасно. Тогда я углубился в книги. В них должно было быть расписано это странное явление, может, я и вовсе был проклят? И я нашёл. Нашёл подтверждение тому, что со мной происходит. Это явление называлось дивергенцией, и происходит оно крайне редко, примерно раз в пятьдесят, если не шестьдесят лет. Человек при этом полностью меняется: он не помнит своей внешности и