– Вот что, зайди в башню и коней заведи. А я сейчас приду.
– Куда ты? Тебе все равно ее не спасти.
– Дура! Что я, и сам не понимаю, но нам нужен огонь, а значит, дрова?
– Эврар! – крикнула Эмма вслед уходившему мелиту. – Эврар, будь осторожен!
Он даже не оглянулся.
Эмма, увлекая коней, прошла под низкую арку. Окон здесь не было, было темно и зябко. В нос ударил сырой запах камней, плесени и грязи. Но лошади под прикрытием стен стали спокойными, чуть пофыркивали, осторожно ступая по гулким камням старого пола. Башня оказалась довольно просторной. Эмма прошла на ощупь вперед, но, споткнувшись о камень, упала. Потом придавила этим камнем поводья животных. Присела на корточках, сжавшись.
Эврар, казалось, не возвращался целую вечность. Потом его силуэт с охапкой дров возник в проеме. Он велел ей развести костер, а сам вновь шагнул к выходу.
– Нужны еще дрова.
Эмма не остановила его. Все равно не послушает. Но в одиночестве ее опять обуял страх. Эврар раньше всегда бросал ее. И когда они вместе бежали от норманнов в Гиларии, и когда он пытался увезти ее из Руана. Но сейчас ему некуда идти: он сам взвалил на себя ответственность за Эмму.
Эмма долго возилась, высекая огонь. Трут отсырел и замерз, и ей долго пришлось тереть его, пока, наконец, не вспыхнуло пламя. Но дрова были влажные от снега, разгорались плохо, давая больше дыма, чем огня. Эмма стояла на коленях перед грудой еловых лап, раздувая маленькие язычки, робко вспыхивающие на влажной хвое. Порой поднималась, глядя в арку башни, за которой серела снежная ночь. Почему мелита так долго нет? Она невольно вслушивалась в завывание ветра, с леденеющим сердцем боялась услышать шум схватки и человеческий крик.
Когда Меченый наконец появился, она едва не набросилась на него.
– Не смей больше уходить! Ты что, не понимаешь, чем это тебе грозит? Ты воин, конечно, но они – волки, и их много.
Эврар как-то странно поглядел на нее. Снег сосульками свисал с его усов, бровей, опушки шапки.
– Ты так волновалась за меня?
Он свалил ветки у входа. Стал ворчать, что огонь надо было развести ближе к проему, тогда бы дым выходил наружу. Но когда увидел, что Эмма растирает влажные спины лошадей и задает им овса, даже улыбнулся.
– Кто научил тебя возиться с животными? Ты ведь была почти королевой.
По сути, он первый раз заговорил с ней. И Эмма с охотой поддержала разговор. Долгое молчание и непрестанные мысли о своих бедах уже стали разъедать ее душу. Хотелось отвлечься. И она стала рассказывать о норманнских лошадях, о том, как училась ездить верхом и сама ухаживать за ними. Имени Ролло она старательно избегала. Но каждое ее слово косвенно служило невольной похвалой ему. Даже ее восторженные рассказы о разводимой в Нормандии новой породе лошадей – сильной, рослой и красивой, являлись повествованием о его работе. А когда Эврар вдруг упомянул имя Роллона в связи с похищением его коня, она вздрогнула. Эврар заметил