Он активно, умело, настойчиво вмешивался, стремясь умерить как исключительные притязания Англии, так и корыстные расчеты Австрии. Свое посредничество он употребил не только для того, чтобы по мере сил содействовать восстановлению мира, но и для того, чтобы дать справедливое удовлетворение нашим справедливым интересам.
Граф Валевский эту мысль его понял и осуществил ее с большим тактом и умением. На конференции я неоднократно замечал его стремление не вызывать неудовольствия английских уполномоченных, что объяснялось ясно выраженным желанием Франции не порывать резко своих связей с Англией. Вне конференции, в наших доверительных беседах, он всегда выказывал настроение неизменно миролюбивое, я бы сказал, даже дружественное. К нам он всегда относился не как враг, а как пособник. Он сам употребил этот термин и соответственно держал себя в течение всех переговоров»[68].
Когда лорд Кларендон попытался поднять на конгрессе вопрос о независимости северокавказских племен от России[69], Валевский, действуя по прямому указанию Наполеона, воспротивился обсуждению этой темы, сославшись на то, что она выходит за рамки утвержденной повестки дня. Не получили поддержки со стороны Франции и требования австрийского уполномоченного графа Буоля о том, чтобы Россия согласилась на уступку Турции всей Бессарабии[70]. Буоль имел все основания выражать недовольство линией, проводимой в этом вопросе Валевским, справедливо усматривая в ней признаки начавшегося франко-русского сближения[71].
Активное содействие графа Валевского помогло преодолеть острые разногласия по вопросу демилитаризации Аландских островов и при выработке декларации Парижского конгресса по морскому международному праву, подтвердившей, как на том настаивали Орлов и Бруннов, основные принципы, сформулированные еще в 1780 г. Екатериной II[72]. Валевскому удалось убедить лорда Кларендона в обоснованности требований, отстаиваемых Орловым[73].
В Петербурге, где по традиции, унаследованной от предыдущего царствования, живым воплощением которого продолжал оставаться канцлер Нессельроде, не склонны были излишне доверять благорасположению Франции. Однако подчеркнуто лояльное по отношению к России поведение императора Наполеона и его представителя на мирном конгрессе побудили даже графа Карла Васильевича скорректировать устоявшийся взгляд на Францию. «…Мы должны вывести заключение, – писал Нессельроде 15 марта графу Орлову, – что одной из причин, побудивших его [Наполеона] твердо взять в свои руки дело восстановления мира, была надежда на установление