Сего числа по Вашему распоряжению вторично пошли на обследование исторической находки на северном острове Фаддея. (Следует перечень присутствовавших, Сеньковскогого в нём нет – Ю. Ч.) Придя на место и внимательно осмотрев его, приступили к обследованию.
Далее описано обследование, поневоле поверхностное, и сказано, что «всё найденное было упаковано в ящики и доставлено в Красноярск». Хорошо бы поверить, но почему-то ни медная расческа, ни 4 топора (из пяти, вписанных в акт) до Красноярска не доехали. Налицо обширная кража одних находок и бессмысленное уничтожение других (описание последнего опускаю). И где при упаковке был начальник, А. И. Косой? Его нет ни в одном опубликованном документе.
Куда ушла медная расчёска (есть в рапорте и акте, но нет в музее), легко догадаться, но кому могли приглянуться простые перержавевшие топоры? Ответ, увы, ясен: простым был только тот топор, что попал в музей (его снимок опубликован среди найденных позже), а о тех, что пропали, дошел слух, что они напоминали стрелецкие алебарды. Но ведь топоры «на подобие алебард» раньше нашёл Бегичев (см. Прилож. 3), на что обратил внимание и Попов. Если бы сравнить эти топоры, многое встало бы по местам, но насколько они были сходны, мы никогда не узнаем.
Через полгода Линник был послан с матросами на берег за дровами (плавником) и пустил на дрова избушку в бухте Симса, найденную одним из его подчинённых. «В результате этой поспешности была изрублена хорошо сохранившаяся одежда» [Косой, 1944, с. 128] и, добавлю, многое другое. Сама избушка, как видим, столь же мало привлекла внимание Линника и Косого, как и вещи с острова Фаддея[33]. К счастью, три нижних её венца оказались гнилыми, на дрова негодными, и археологам хоть что-то осталось. Но какой она была высоты (и многого другого), мы не знаем.
Кража с мест обеих находок шла бойко, все это знали, но Косой никого не наказал. Его легко понять: шла война, и страстное желание помочь стране, а не плодить дрязги, было общим. Однако безнаказанность принесла свои скверные плоды. Люди с другого судна («Якутия», весна 1944), попавшего в бухту Симса, уже знавшие об избушке, учинили здесь откровенный погром, и верховодил ими старпом «Якутии» (имени не привожу, оно не должно жить в истории).
Описывать погром не хочется, скажу только, что бесследно исчезли остатки древнего судна[34], что грабители в поисках ценностей рубили мёрзлый земляной пол топорами. Утверждали потом, что ничего ценного не нашли, и было это прямой ложью: кое-что со страху вернули Окладникову.
Он прибыл из Ленинграда через год, предъявил «Открытый лист» (документ на право вести раскопки), и старпом, судя по всему, перепугался. (Поясню: мой небольшой опыт показал, что мелкое местное начальство склонно видеть в любой экспедиции проверяющую комиссию.) Он стал во всём помогать археологам, вернул четыре из дюжины похищенных предметов и рассказал, что помнил. Окладников не поверил ничему, что не мог проверить, однако кое-что пересказал, чем оказал историкам большую услугу, например, у избушки явно оставалась лодка.
К чему я это? К тому, что после исчезновения старой гвардии полярников в сталинских застенках и лагерях, падение