– Я беременная, – сказала Нюра.
Если бы она последовала совету Голубева в полном объеме, то есть завизжала, кинула на пол сумку и сама кинулась на пол, может быть, это и произвело бы на прокурора должное впечатление. Но она смутилась, покраснела и эту фразу произнесла так тихо, что не была уверена, услышал ли ее прокурор или нет.
– Не понял. Какая? – Прокурор приложил к уху ладонь.
– Беременная, – пролепетала Нюра, смутившись еще больше.
– Громче.
Когда она произнесла то же слово в третий раз, прокурор наконец-то ее услышал. Он улыбнулся и вышел из-за стола.
– Беременная? – переспросил он и, мягко взяв Нюру за плечи, подвел к окну. – Если беременная, вам не сюда, вам во-он куда надо.
И показал ей стоящее на другой стороне улицы обшитое тесом здание, в котором, как указывали вывески, находились родильный дом и женская консультация.
– Нет, – сказала Нюра, – я не насчет этого, я насчет мужика.
– От фронта никого не освобождаем, – быстро сказал прокурор.
– Да нет, – сказала Нюра.
– А если насчет алиментов, то пока рано. Только после рождения ребенка.
– Да не в том, – улыбнулась Нюра. По сравнению с тем, что предполагал прокурор, истинное ее дело показалось ей гораздо более простым и легкоразрешимым. – Мужика-то у меня посадили.
– А-а, – сказал прокурор. – Теперь понял. И за что же его?
– А ни за что, – простодушно сказала Нюра.
– Ни за что? – удивился прокурор. – А вы в какой стране проживаете?
– Как это? – не поняла Нюра.
– Ну, я спрашиваю, где вы живете? В Англии, в Америке или, может, в фашистской Германии, а?
– Да нет же, – объяснила Нюра. – Я в Красном живу, в деревне, отселя семь километров, может быть, слышали?
– Что-то слыхал, – кивнул прокурор. – И что, в этом вашем Красном советской власти нет, что ли, а?
– В Красном нет, – подтвердила Нюра.
– Как, совсем нет?
– Совсем нет, – сказала Нюра. – Сельсовет-то у нас в Ново-Клюквине, за речкой. А у нас только колхоз.
– А, понятно, понятно, – ухватил прокурор. Он взял лист бумаги и стал на нем что-то чертить. – Вот это, значит, речка, здесь, за речкой, советская власть, вот мы ее так заштрихуем. А с этой стороны стало быть, совсем ничего. Да-а, – сказал он, разглядывая с интересом чертеж, – тогда совсем, конечно, другое дело. А то уж я было подумал, как это: советская власть и ни за что. Я лично как прокурор, ну и вообще как советский человек, о таких безобразиях никогда не слыхал. Нет, конечно, бывают у нас отдельные лица, которые по глупости или с умыслом распространяют разные злостные слухи, ну таких-то людей мы, конечно, сажаем. За клевету на наш строй, на наше общество, на наш народ, но это же нельзя сказать – ни за что. Так же?
– Так, – согласилась Нюра.
– Ну и чего же вы от меня хотите?
– Так я ж насчет свово мужика, – напомнила Нюра.
– А я-то тут при чем? – развел руками Павел Трофимович. – Я же советский