«Незадолго до экзамена староста Света после лекции решительно отвела меня в сторону. Узнав таксу, она осталась довольна, но прежде чем я отошел, сделала мне предложение. Догадавшись, что я плохо питаюсь (в столовой, находящейся рядом с академией, кормили перемолотым и плохо прожаренным дерьмом, и на самом деле я питался в основном водкой), она предложила по вечерам заходить к ним ужинать, поскольку у них были кое-какие припасы. Разумеется. я согласился и, не дожидаясь даже намека на вопрос, ответил, что компания, в которой я буду ужинать, получит свои отметки просто так.
И я стал регулярно ходить ужинать к хлебницам. Понимая, что не имею права объедать девчонок, дав каждой сэкономить всего по 100 рублей, я стал приносить спиртное. И так наша маленькая компания устоялась.»
Я вспомнила, как все бывало. Виктор Васильевич в самом деле уже в самую первую сессию стал душой нашей девчоночьей компании. Высокого роста, хоть и слегка сутулый и вовсе не спортивный на вид, он всегда носил белую рубашку с галстуком, был коротко стрижен и гладко выбрит. Из разговоров мы узнали, что помимо математического университета он имеет второе образование – какой-то институт литературы в Москве. Что он лет десять служил внештатным корреспондентом при вечерней газете его города, областного центра. Что не помешало ему, уже вернувшемуся из Ленинграда кандидатом математических наук, еще и заработать ученое звание «доцента». Виктор Васильевич был очень интересным человеком, я таких и не встречала в доинститутской жизни. Он мог говорить на любую тему, а по вечерам в нашей комнате за столом пел. Причем, что самое любопытное, в разговоре он слегка картавил, объясняя это своим «полудворянским» происхождением – а пел чисто и ясно. Голос его был так звучен и приятен, что порой он вставал из-за стола, выпивал рюмку водки и, раскинув руки, как Шаляпин, пел что-нибудь такое, от чего у меня бегали мурашки по позвоночнику…
Истинный бог, стоило приехать учиться в эту гадкую Московскую академию лишь для того, чтобы встретить на своем жизненном пути такого замечательного во всех отношениях человека. Пусть эти встречи и ограничились у нас двумя моими сессиями…
«Юле было лет 25, она уже имела мужа и ребенка. Роста она была среднего, достаточно стройная. У нее были ярко-зеленые очень злые глаза, весьма характерные для татарок нашего региона, практически отсутствующие мешочки грудей (что всегда наблюдается у 20-30 летних только что откормивших женщин, когда молочная железа ужа изуродована кормлением, система связок Купера уже разрушена, а жировое окружение, которое по сути и составляет объем молочной железы, еще не наросло). Единственно потрясающим элементом ее тела были ноги.
Причем, как ни смешно, ноги Юли я впервые оценил не в натуре, а… на фотографии. Кончался ХХ век, о цифровых фотоаппаратах еще никто и не мечтал, но все женщины любили фотографироваться.