Раннее утро. Озноб по телу усилился, но не от прохлады веющей с двух рек – Оби и впадающей в неё Барнаулки, а от полного осознания действительности, могущей навсегда поглотить меня в себе, растворить в этом прошлом, уничтожить как личность. Пойди, докажи, что ты не «верблюд». Ни документов, ни имени и фамилии, ни жилья, ни прошлого. Ну, какое прошлое могло быть у мужчины на шестом десятке лет, если мне в том времени всего семнадцать.
Обь
Ближний левый берег метрах в двухстах. На нём ни единого дерева, лишь хилый бледно-серый кустарник и десятка два тонких искривлённых ив, неведомо как пробившихся сквозь нагромождение битого кирпича и куч металла. Когда-то здесь шумел лес, звенели ручьи и пели канарейки. Сейчас этот берег тоскливо смотрит песчаными сопками-чириями, рукотворными оспинами-ямами, свалкой мусора и хилой растительностью на своего брата – правый противоположный берег с серыми островками ещё спящей дикой облепихи, лентой мощных ив и возвышающейся над ней грядой темно-зеленых сосен. На том берегу течение реки бурливое, мощное, кричащее, на этом как сомнамбул, тихо бредущий неведомо куда. Зацветёт облепиха, и во второй половине лета созреют её золотистые ягоды. Они кислые. Куда до них лимону, он покажется сладким после них.
1965 год. Ещё мало в собственности моторных лодок. Даже мужики, живущие близ реки, с завистью смотрят на тех, у кого они есть, а если лодка шарпи или казанка то… но через три года горожане обзаведутся ими и как дикари с выпученными глазами кинутся на облепиху. Облепиха колючая, пока наберёшь горсточку ягод – все руки оцарапаешь. Руки надо беречь, облепишку проще под корень топориком и в лодку. А ягода кислая, скулы сводит, и всё равно царапает руки. За борт её! И поплывут по великой Оби кусты с янтарными ягодами, и через два года её правый берег будет тоскливо смотреть на своего брата – левый берег. Э-хе-хе! Человек, что ты творишь?
Вода в Барнаулке мутная, она весной всегда такая. Течение её бурливое, берега точит. Близко к реке лучше не подходить. Огромные земляные глыбы не редко отрываются от берега и с глухим стоном низвергаются в серую круговерть реки. Часто в эту пучину попадают кошки и собаки, редко кто из них выбирается на берег. Видел, неоднократно видел их вздувшиеся тела уносимые Барнаулкой в Обь. Ну, вот зачем они подходят к реке? Я, пацаном, подхожу, понятно для чего. У меня азарт! У меня страсть! Я с багром подхожу к ней и метаю его в каждую проплывающую деревяшку. Мне не нужны дрова, у меня совсем другой интерес, адреналин в крови кипит, у меня азарт, и от предвкушения скорой борьбы тела и духа с водной стихией пылают глаза. Рядом со мной другие пацаны, мои товарищи. У нас соревнование, кто больше наловит деревяшек, тот везунчик, тот победитель и ему все завидуют. Потом радостные, с горящими глазами мы несём улов домой. Но это мы, а животные, им дрова не нужны, и с высокого берега им не добраться до воды, чтобы полакать