– Круто!
– Ого! Каменюгу сломал!
– Дон, я тебе завтра подкову принесу…
Гришане бросили два увесистых обломка.
– Держи свою «Пасху»…
И разом забыли. То есть, о Доне продолжали ещё некоторое время гудеть, статуэтку тоже нахваливали, а вот о том, кто её принёс – не поминали ни словом, ни звуком. Он тогда, конечно, улыбался и Доном, как все прочие, восхищался, но прокол свой запомнил. И сглатывал его ещё долго – колючими, похожими на семена чертополоха кусочками.
Глава 5
В общем, жизнь у Гриши получалась гнилой и скучной. Серой как слежавшаяся пыль и такой же чахоточной. Чем больше кашляешь, тем больше першит. Именно поэтому что-то нужно было предпринимать – чтобы заметили и наконец-то оценили. Не за ум, так за ловкость, а не за ловкость, так за силу. Как того же Дона или Костяя, не говоря уже о Лешем или жутковатом Саймоне. Это ведь другим не хватает экстрима, – тем, кто «Крик» глядит или «Бензопилу» с «Бугименом». В Гришкиной жизни подобных страшилок хватало с избытком. Невидимость не спасала – напротив, удваивала и утраивала количество несчастий. Та же Саймоновская кодла избила его однажды в восемь кулаков. Кто не пробовал такого счастья, о драках ничего не знает. И пусть лучше прибережёт своё парево насчёт гражданских прав и прочего гуманизма. Гриша означенного блюда отведал вдосталь. Кстати, с того самого дня и узнал, что на вкус кровь очень напоминает пересоленный борщ. Как понял и то, что анонимное избиение переносится куда легче, чем при свидетелях. Это ведь только герои твердят, что на миру смерть красна. Гриша Крупицын был, наверное, антигероем. Когда его били при одноклассниках, плакать хотелось вдесятеро сильнее. Хоть и били только за то, что не оказалось при себе денег. Не дал ничего, значит, должен, а за должок получай наличными. И одноклассники, среди которых присутствовали и Дон с Москитом, и Леший с прихвостнями, продолжали стоять на отдалении и пялиться. Спасибо, хоть на сотовый избиения никто не заснял. А то растиражировали бы потом и смеялись год с лишним. Впрочем, тот же Саймон и не позволил бы что-то там заснять. Навтыкал бы по первое число, а сотовый конфисковал бы в пользу «уличного пролетариата». Так он любил выражаться. Должно быть, услышал где-то и выучил. Хоть и был тупее тупого, и с русским языком дружбы не водил. Но ведь боялись этого тупого! До дрожи в коленях. И внимали каждому выплевываемому из прокуренных зубов слову.
Между прочим, Гришка всерьёз подозревал, что в этом и кроется мулька всех тиранов. Гони любую пургу – хоть со сна, хоть с бодуна, – всё равно найдут потом в сказанном великий смысл и тройное дно. Потому что за каждым словом – мускулы и бульканье оружейного масла. Да что там! – даже премию Мира дают тем, кто сильнее! Боятся и видят то, чего нет. Так уж нелепо устроено