На факультет, который по сути дела создала моя покойная мама.
Именно создала: когда она в 1957 году единственным кандидатом наук вернулась из ЛГУ на физмат, тут процветало болото.
Которой существовало бы до сих пор, если бы в начале 70-х годов из Москвы не приехала группа специалистов по комплексному анализу во главе с Членом-корреспондентом АН СССР Алексеем Федоровичем Леонтьевым – единственным из известных мне людей. которого я уважаю, как бога.
Так получилось, что мама стала работать на его кафедре и сразу сделалась его заместителем. И в общем она, моя мама Гэта Васильевна создала все то, что ныне именуется математическим факультетом Башгосуниверситета. Поскольку Алексей Федорович занимался наукой – а мама решала административные дела.
В 1987 году Алексей Федорович умер.
Пришедший на его место завкафедрой – неплохой ученый, но… промолчу, кто именно с человеческой точки зрения – быстро отправил мою маму на пенсию. Взяв на ее место своего бывшего аспиранта, свежего и в общем совершенно ничтожного кандидата наук.
После чего кафедра начала глохнуть и сейчас сдохла полностью.
Но я пишу это не к тому, чтобы кого-то обложить – хотя очень хочется.
Я пишу о «Белой акации».
5
К тому времени я играл на гитаре так, что уже мог бы работать певцом-исполнителем в каком-нибудь ретро-ресторане (и, возможно, это стоило сделать, пока голос мой не сел, а пальцы левой руки еще как следует сгибались).
На матфаке постоянно проводились юбилеи, мою маму приглашали туда, даже когда после ухода на пенсию она стала работать на другой кафедре, где умные люди оценили ее потенциал.
Она очень любила этот романс.
И на юбилеях я исполнял его в общем для нее.
6
А потом мама заболела той же болезнью, что и дед.
И от которой надеюсь умереть я сам.
У нее обнаружился рак, причем сразу в последней стадии.
Мама держалась 2 года.
В о многом благодаря искусству моего друга, гениального хирурга Васи Пушкарева.
Отчасти – силой со воли.
Когда маме исполнилось 70 лет, факультет по инерции устроил ей юбилей.
Мама уже не работала нигде: ее силы практически иссякли.
До сих пор я помню этот выморочный праздник.
Огромную аудиторию имени А.Ф. Леонтьева (с памятной табличкой), столы расставленные покоем и маму, сидящую во главе.
Маленькую, ссохшуюся, пожелтевшую.
В черном парике, который купили ей мы с моей второй и последней женой Светланой, поскольку от химии у мамы полностью выпали волосы.
Я помню как сейчас этот момент – один из самых жутких моментов моей жизни.
За окнами унылого матфака стояла черная ноябрьская ночь; злой снег хлестал по стеклам и выл, как призрак, в щелях разбитых рам.
Я стоял между ножек покоя и пел «Белую акацию».
Для мамы, которая так ее любила.
Руки