Благо за чистотой помыслов жителей Академгородка в те годы всё ещё пристально следили люди в штатском. Потому сектантов не подпускали к нестабильным учёным умам на пушечный выстрел. А то бы точно быть Петру Севостьянову сейчас продвинутым адептом каких-нибудь «Свидетелей судного дня».
За одним не могли уследить ни люди в штатском, ни папа, ни мама: когда отпрыски других учёных штурмовали мехмат да физфак, Севостьянов тоже поехал в Москву. Не доехал всего-то пятьдесят километров. Тихонечко, без шума поступил в Загорске в духовную семинарию. После чего отправил домой краткую телеграмму с благой вестью.
Маму отпаивали валокордином неделю, папа самостоятельно лечился коньяком. А прабабка на радостях укатила обратно в свою деревню, где через несколько дней, с осознанием выполненной миссии, благополучно умерла во сне без всяких физических и духовных страданий.
Ближе к окончанию учёбы в семинарии случилась с тогда ещё Петром мистическая, как он считал, история. Поспорили жутко с семинаристами на тему грядущих конца света и судного дня. Долго спорили и вдохновенно, не так, как мужики на кухне препираются о политике за бутылочкой-другой, а с цитатами из Писания, Отцов церкви и апокрифических источников. Но дело всё равно чуть до драки не дошло. Семинарист Севостьянов убеждён был, что конец веков наступит вот-вот в виде глобального ядерного катаклизма. А предвестником считал пришедшего недавно к власти Горбачёва с его новомодными идеями и претензиями на всеобщую любовь.
– Чистый же Антихрист! – с блеском в глазах кричал Пётр в пылу спора своим оппонентам.– Даже и отмечен он диавольской печатью!
Те не соглашались. Родимое пятно за печать не признавали и в ядерную войну не верили. Рассорились, в общем, в дым.
Тем не менее аргументов хитросплетённых Пётр привел столько, что, хоть и не убедил никого, но в сомнения вверг. До ночи они молились истово и свечи жгли. А ночью случился страшный пожар. Все спорщики, кроме Пети, разобидевшегося и ушедшего спать к друзьям, погибли в огне.
Пётр каялся долго, страдал, пытался найти знаки в этом страшном событии, в конце концов отчаялся и перед поступлением в духовную академию принял постриг. Нарекли его Всеволодом в ознаменование начала новой, равноангельской жизни.
Конца света так и не случилось, и успешно окончивший академию иеромонах Всеволод отправился служить в родной Новосибирск. Впрочем, и в новой, монашеской жизни бывший Петя Севостьянов от вольнодумства не отказался. Служба под началом старших чинов его тяготила.
Вскоре нашёл он троицу жаждущих покаяния и прощения грехов бандитов (а годы шли уже девяностые, такого добра в России было завались) и на их пожертвования возвёл церковь в посёлке городского типа Знаменский, где прихода не было ещё со времён революции. Там и остался. Новосибирская митрополия была не против, а если честно, то и обрадовалась.
Храм