– Кажись трындец нам, ребята, не выйдем. Их там не меньше сотни.
По крыше затопали шаги и застучали удары.
– Крышу разбирают, хотят нас сверху стрелами забросать. – Камол лихорадочно заводил глазами в поисках выхода. – А где парнишка?
– Видать, ушел через крышу. – Аполинар указал на приставленную лестницу. – Пока мы в дверь ломились, и серебро ведь успел прихватить, гаденыш. Зря ты не дал мне его добить.
– Не время болтать! Хватай столешницу и в угол, накроемся ею, сейчас стрелы посыпятся.
Три воина-монаха сидели спиной к очагу, накрывшись столешницей. В нее время от времени ударяла стрела: били прицельно с крыши. Рядом лежал труп Тироса и его мешок с пресловутой шкатулкой.
– Вот скажи, комит, ты в такие мгновение не начинаешь сомневаться в боге? – Аполинар перехватил столешницу поудобнее. – Вот мы всю жизнь свою ему посвятили, а скоро здесь сдохнем не за грош, вон лежит легенда целого поколения, а умер, как собака, без покаяния. Я к тому, что не понимаю, почему нас, своих верных слуг, он бросил, а мозгляку и предателю позволил уйти.
– Незачем тебе понимать божий замысел, держи вон лучше столешницу выше, а то в башке тебе сейчас еще одну дырку сделают, чтобы лучше думалось, наверное. – Камол скептически хмыкнул. – Мы должны были сегодня погибнуть в честном бою с Тиросом Иберийским, но решили схитрить, пойти по кривой дорожке. Ну и как получилось? Нет. А что касается парня, то у него уже душа черная, и руки в крови. Нет для него спасения на небе, а вот грязное дело на земле еще, видать, есть.
Прервав разговор, с крыши на землю упал факел, следом еще несколько, от двери и стен потянуло дымом. Варвары, потеряв терпение и отчаявшись достать своих врагов, решили сжечь их, наплевав на добычу.
Глава 3. Акциний Наксос
Акциния Наксоса вся армия знала по кличке Акси Добряк, хотя добрым его постеснялась бы назвать и собственная мать. Впрочем, мать свою он никогда не видел, и что она могла бы сказать о своем сыне, ему было совершенно неинтересно. Он не был ни добрым, ни злым, никто бы не смог с уверенностью сказать, что когда-нибудь слышал его громкий смех или видел вспышку его ярости. Он был бесстрастен, абсолютно