царя, нам этого не простят». Согласитесь, затруднительно отреагировать на такой призыв в минусовом смысле. Тем более что нога хотела ступить на твёрдую землю, и тело в целом омовения хотело, поскольку на тогдашних кораблях, как известно, даже гальюн отсутствовал, не говоря уже о ванной, и приходилось облегчаться за борт, рискуя свалиться туда вслед за своим содержимым. И Минус принял приглашение Кокала. Во главе свиты сошёл он на берег, где был встречен музыкой. Три дочки сицилийского правителя (кто их знает, как их звали) многообещающе улыбались ему. Цари обнялись. По рюмочке, простите, по чаше вина? – предложил хозяин гостю. Нет, я не могу в таком виде, сказал тот, сначала я должен принять ванну. О, конечно, конечно, прошу, термы уже под градусом. И Минус вошёл в отдельный, так сказать, кабинет. А если сменить ресторанную ассоциацию на театральную, получится: в царскую ложу вошёл он. И скинув пурпурную хламиду, в маленькой комнате погрузился в маленькую купальню. Хорошо! А вот и рабыни, числом три, которые потрут ему спину и умастят всё тело. Ба-а! Да это сами царевны пожаловали! И в каком виде! При полном при параде, то есть абсолютно нагие. Удостаивался ли, спрашиваем, кто из власть предержащих этакой чести? Нет, смело отвечаем, никто. Только он, осклабившийся им навстречу. Вот встали они пред ним шеренгообразно – с той стороны, куда вытянуты его ноги, чтобы ему удобнее было рассматривать их. Встали они, одна другой краше, немного смущаясь: всё-таки не раб, а царь лицезрел их наготу. Как водица? – кротко улыбнувшись, спросила одна сестрица. Не прохладна ли? Может, добавить горяченькой? Нет, в самый раз, машинально ответил он, так как может ли мужчина, пусть пожилой, в такую минуту думать о воде? Тройная красота ударила ему в голову. Он не удержался и тоже встал. Вода достигала его пояса; лицо его находилось на уровне колен обольстительниц. Минус погладил первую попавшуюся лодыжку и сказал её обладательнице: Потри мне спинку. Сейчас, мой повелитель, отозвалась та, а сама сделала шаг назад. То же сделали её сёстры. Точнее, они расступились, поскольку прямо за ними стояла печь с раскалённой плитой, на которой пускал пары котёл внушительный. Ах, шалуньи! – подумал Минус. – Они играют со мной… Но что они делают? А они, взяв котёл за ручки, опрокидывают его содержимое ему на голову… О, майн Готт! Как ужасна порой бывает смерть! Невольно вспоминаются строки поэта: «Лёгкой жизни я просил у бога, лёгкой смерти надо бы просить»! И от многого, от очень многого откажешься в этом мире, лишь бы не испытывать страшных мук при переходе в тот. Лучше всего умереть во сне, этак уснул и не проснулся. А если уж боль неизбежна, то пусть она будет кратковременной: раз, где-то что-то кольнуло, порвалось – и ты уже в дамках, в смысле в глубочайшем (не вынырнуть) обмороке. Минус возжелал девицу (или девиц), а к нему пришла та, кого французские трубадуры называли La belle dame sans merci, что переводится как Прекрасная беспощадная дама. Она хлынула на него в виде кипятка, и прошло несколько часов, прежде чем он кончил и кончился. Вот и он, обманщик и злодей, сам обманулся: не
