Она читала теперь наедине, сидя в комнатке подле кухни, жадно слушавшей ее ученице, эти отрывки из писем и бесед раскольников. Нефилла грустно передавала ей о всех страданиях, вытерпенных бывшим недалеко от них Юрьевским протопопом Аввакумом, ныне уже сосланным в Тобольск, но сохранившим дух свой не сокрушенным всеми лишениями и в холод и в голод! Вслед за тем Нефилла передавала о терпении и твердости жены его, переносившей с ним все эти тяжкие странствия и бедность и старавшейся поддерживать бодрость Аввакума. Она рассказывала, как в Москве, куда вызывали Аввакума, из сострадания к нему и дивясь его усердию к проповеди слова Божия, сам царь жаловал его своей милостью; а через некоторое время он снова начинал проповедовать о верности старым книгам, не мог он совладать с собой и умалчивать о том, как сам верил.
Аввакума еще помнили в Костроме и ее окрестностях. Он был уроженец соседнего воеводства Нижегородского, был поставлен священником в одном селе и много терпел от местных властей.
– Потом, – продолжала Нефилла, – знали все Аввакума, когда его поставили протопопом в Юрьевце-Поволжском, после челобитья его в Москве знатным боярам; те вступились за него, и знатное духовенство отнеслось к нему ласково.
– Дивились все его силе при всех его невзгодах и его житью богоподражательному, – говорила Нефилла. – А теперь богобоязненный ревнитель наш снова живет в ссылке! И боярыни, ученицы его, боярыня Морозова и сестра ее, что княгиня Урусова прозывается, не могли спасти его! Да и сами обе боярыни уверовали в его учение и пострадали за правду.
Много узнала Степанида из своей последней встречи с черницей. Внушала она ей:
– Скрывайся пока, боярышня! Только твердо держись двуперстного креста и старых книг втайне да оказывай всякую помощь странницам нашим и странникам через раба Божия Захара, – просила Нефилла, прощаясь и пряча свои рукописи в особый мешочек, висевший у нее на шее.
Боярышня Паша помогала между тем Ирине Полуектовне переносить и укладывать вещи, которые должны были остаться на хранении в подвалах под надзором сторожа Лариона.
Боярышни Хлоповы не отходили от окон. Заслышав, что Талочановы переезжают к деду, они в последние дни старались насладиться зрелищем укладывания их вещей, предчувствуя, что скоро лишатся любимого развлечения с отъездом семьи Ирины Полуектовны.
– Глянь-ка, Игнатьевна! Вишь, прильнули к окнам плотно как! – указывала на них Паша мамушке. – Даже носы приплюснули, а лбом как бы стекол не продавили…
– Плюнь ты на них, родная! – крикнула на Пашу мамушка Игнатьевна.
Паша уже отставила было