Владимир взглянул на Курбского и прижал его руку к своему сердцу…
– Князь, я спешил, – сказал он прерывающимся голосом, – но уже не увиделся с другом твоим.
Все окружающие взирали с участием на слезы, бегущие из глаз благородного юноши, как вдруг появился полковой голова, сопровождаемый двумя татарскими всадниками, велел схватить его и наложить на него оковы.
– Остановись! – крикнул Курбский. – И чти мое присутствие.
Суровый голова обернулся.
– Князь! – проговорил он почтительно. – Таково повеление воеводы князя Мстиславского.
– Князя Мстиславского? – повторил в недоумении Курбский. – Что это значит, Владимир?
– Не знаю вины моей, – сказал юноша, слова эти были произнесены с той твердостью, которая свидетельствовала о его искренности, – но повинуюсь!
– Куда ведут его? – спросил Курбский.
– В стан князя Мстиславского.
– Я еду с ним! – сказал князь и, сняв цепи с рук юноши, бросил их татарам, а слугам велел подвести коней себе и Владимиру.
Голова сопровождал князя. Татарские всадники ехали в отдалении.
Глухой шум раздавался в народе. Каждый толковал по-своему о случившемся. Проходящие останавливались и с любопытством взирали на грозного русского вождя. В числе их был и отец Минны.
В то самое время, когда все внимание Риделя было устремлено на Курбского, кто-то из проходящих нечаянно толкнул дерптского старейшину.
Ридель, нахмурясь, оглянулся и узнал Вирланда. Дворянин не скупился на извинения.
– Полно извиняться, любезный Вирланд, я уверен в твоем красноречии.
– А не в преданности? Нет, прошу отличать меня от рыцаря фон Зинтена, который толкает проходящих, хотя за триста лет предки его…
– Знаю…
– Толкались в поварне моих предков.
– Видно, что Зинтен сменил у тебя Тонненберга.
– О нет, между ними есть разница. Зинтен всех толкает от гордости, Тонненберг всюду вталкивается от низости. Только ему не везде удается…
– Да, у меня не удалось…
– То же и у Норбека.
– Как, он пировал у Норбека и свел с ним дружбу?
– Да еще удружил, подвел полк Адашева к его замку! Обнадеживал москвитян добычей, с тем чтобы самому быть в половине. Мало того: лицемер убеждал Норбека, что всего благоразумнее сдаться.
Ридель покраснел, вспомнив, что по внушению Тонненберга уговаривал многих рыцарей к сдаче замков их московским воеводам.
– Однако Норбек, – продолжал Вирланд, – едва было не разрубил приятелю головы. Если все, сказал он Тонненбергу, будут помышлять о сдаче своих замков, а не о защите их, то мы сами предадим врагам свою честь и отечество.
– Теперь не время противиться, – сказал Ридель, вздохнув, – нас гнетет судьба, в этом случае я не виню Тонненберга, но радуюсь, избавясь