– Вот и мотайте на ус, раз согласны. Нелегко понять чужую кровь: я ненавижу читающих бездельников! Читаем «Отче наш» – и поехали! И на всякий случай запомните, что молитва действует как транспортное средство только после непосредственного контакта со мной.
– Куда поехали-то? – изумились мы.
– Туда! Во время действия. Будете сами материализовывать (не без моего участия, конечно!) из киноленты вашей памяти новую реальность в реальности, уже состоявшейся по вашей вчерашней писанине. Ну что глазами лупаете, мыслители? Каждое мгновение вашей жизни и всё, что вас окружало в это мгновение, – в вас. Всё фиксируется и складируется. Всё! Конечно, вы ещё не научились воспроизводить и материализовывать всё, что в памяти, но какие ваши годы! Время назад – плёвое дело! Реальность состоялась и улетает во все стороны, как свет звезды. Двигаемся по лучу времени в обратную сторону и попадаем в любую точку пространства прошлого. И это только один из вариантов. Ну-ка, напрягите свои куцые мозги. Вспоминайте пролог. Работайте, работайте!
– Пожалуйста, – начал я обиженно. – Не такие уж мы и куцые. Шёл тысяча девятьсот восьмидесятый год от рождества Христова. Закат псевдосоциализма знаменовался пышным фейерверком московской Олимпиады и похоронами.
– Конечно, перед смертью все равны, но перед жизнью – совсем другое дело, – подхватил двойник. – Что значит наша кончина по сравнению с кончиной Этого… или Того… или даже Самого?..
– И вдруг смерть какого-то пьяницы и «так называемого» поэта-барда всколыхнула страну, – уже веселее продолжил я. – Вся знаменитая официальная сволочь сначала удивилась, потом возмутилась и лишь после этого, пережив пароксизм лютой зависти, начала изображать из себя покровителей и чуть ли не благодетелей почившего поэта. При жизни никто из них не посодействовал даже напечатанию в официальной прессе хоть одной его строчки, хотя их папки, мамки, детки, дядьки, тётки, сватья и знакомые издавали тома своих, никому не нужных, поэз. Жизнь ещё раз посмеялась и показала, что месть в конце концов – прерогатива Бога и только Бога, а исполнение приговора почти всегда как бы случайно, и что крупное может оказаться ничтожным, а ничтожное – крупным, и шовинизм в любом его виде – самое разрушительное зло человечества. Умер…
– Владимир Высоцкий! – присоединился двойник.
– Впрочем, почему умер? – уже почти радостно подправил я. – Разве Пушкин умер?
– Или Лермонтов! – подхватил двойник.
– Догадались-таки! Всё, что жизнь, – продолжается! – резюмировал Бог и зевнул. – Я вас любил: любовь ещё, быть может, в душе моей угасла не совсем! Отче ваш, Иже еси на небесех! Да святится имя мое, да приидет Царствие мое; да будет воля моя яко на небеси и на земли…
– Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого, – закончили мы.
– Вот именно! Избави вас и меня от лукавого, которого вы же и материализуете своей верой в то, что он есть, – опять