Цикл первый
Обратная эволюция или Аполлон ищет смысл
Гибель СССР не за горами, но понимают это немногие, хотя продукты и товары исчезают катастрофически.
В это время автор встречается со своим двойником и уже оба с удивительным Богом в виде дырки от бублика.
Неугомонный Эскулап Наум Аркадьевич
Светлый образ одного из персонажей и главного героя книги жизни автора
Послесловие-Предисловие
Жизнь прогрессировала. Всё чаще и чаще мне казалось, что я – Бог, а Богу, что он – это я. Был ещё и третий, который только посмеивался. В моём последнем повествовании он косил под моего двойника из параллельной действительности, а здесь…
– Что значит «косил»? – врезался в мои мысли двойник. – Я – это ты, а ты – это я.
– И вы – это трижды я, – добавил Бог.
– Почему трижды, когда дважды? – поправил я.
– Дважды – вы это я, и одиножды – я отдельно. Один плюс два – три! – блеснул своей математической мыслью Бог.
Мда-а… Весёленькая компашечка…
Сегодняшняя наука не исключает существование Создателя. Впрочем, и в атеистическом вчера некоторые научные гении, обнаруживая какую-нибудь ошеломляющую закономерность, втихаря крестились или восхищённо непроизвольно выкрикивали «Барух а Шем!» или «Аллах акбар!». А такие ненаучные товарищи вроде меня, которые не всегда могут до конца и безапелляционно объяснить «Почему? Отчего? Откуда? Зачем? Для чего?» и так далее, но чувствуют, что то, что видят и о чём говорят – правильно, верно, благоприятно, вкусно и перспективно, всегда с уважением относились к природным шедеврам и их проявлениям.
– Опять бросил! – воскликнул Бог и, выпрыгнув из меня в виде традиционного старца, подбежал к очередному прохожему.
Выдернув из-под его ног окурок, он, молча, отнёс его в близстоящую урну.
– Бестолку! – сказал двойник и неторопливо тоже полез из меня.
Отодвинув огалу (тележку с пахом (ёмкостью) для мусора), он развалился на скамейке рядом со мной.
Я не шелохнулся.
– Бедный Булгаков! – сказал Бог, располагаясь тут же. – Вашего дьявола моими функциями пытался наделить. И что получилось? Получилось «Не за жизнь!», а «За смерть!». Вот и молятся «За жизнь!», а голосуют «За смерть!». Ну, чего расселся? – толкнул локтём он двойника и подозрительно игриво подмигнул мне. – Пах полный!
– Ты свистни – тебя не заставлю я ждать. Приду я дерьмо от тебя убирать! – вяло огрызнулся двойник.
Он вытащил из паха сокит (пластиковый мешок) с мусором, лениво завязал его и понёс к контейнеру.
Я потянулся и уставился в голубейшее небо. Впервые в Израиле работа была для меня сплошным удовольствием. И это не потому, что практически всю её выполняли собранные после написания книги воедино, а теперь опять расщеплённые мои «Я». Физически уставал я к концу рабочего дня точно так же, как и раньше, но морально…
Ах, как мне было хорошо! Никто не следил за каждым моим шагом, не выскакивал неожиданно из-за угла, чтобы уличить в безделии и нерадивости, не подгонял и не унижал.
Мне доверяли!!!
– Какие у вас противные самодовольные рожи! – сказал Бог, когда двойник вернулся. Что толку от жизни, если никто её не улучшает!
– Как это никто? А мы? – возмутился я.
– Вот именно! Сам пью, сам гуляю, сам стелю и сам лягаю! Кайф! – ухмыльнулся двойник.
– Идиоты! – пробурчал Бог и побежал к следующему прохожему…
Пролог
Труп улыбался.
Ему было хорошо.
Вокруг суетились, кричали, роняли стулья, а ему всё это было до лампочки. Он готов был даже расхохотаться, но позволил себе это только в морге.
– Раз мы родились, то обязательно умрём. Поэтому нет никаких оснований для пессимизма, – сказал кто-то, и труп расхохотался ещё громче.
Этот смех и разбудил меня. В окно светила круглая и нахальная, как дурак, Луна. Справа всхлипывала во сне некрасивая от хронического переутомления и недосыпа жена. Слева посапывала и вздрагивала счастливая в своей животной свободе и потому беременная бог знает от кого собачка Чуча-Божий Подарок, а за стеной свистела и хрюкала вечно живая и неистребимая тёща.
– Израиль – родина для слабых. Для сильных это транзит! – хмыкнул тот же кто-то, и я вскочил с кровати.
Натыкаясь на стулья и косяки дверей, я дошёл до туалета, а после него завернул на кухню. За круглым железным дачным столиком сидел мужик с невыносимо знакомой рожей и пил мою любимую на сегодня смородиновую водку.
– Тс-с! – сказал он и, пьяно качнувшись, приложил к губам палец. – Я ненадолго.
– Да ладно. Сиди уж, – пробормотал я и налил себе тоже.
И в Алма-Ате моя квартира была больше похожа