Толпившиеся вокруг негры, покатываясь от дикого хохота, изощрялись в злых и грубых остротах над своим злополучным товарищем.
Бедному Синему Дику было больно не столько от насмешек негров и от самого наказания, сколько от того, что он заметил среди зрителей Сильвию, очевидно, тоже любовавшуюся его позором и страданиями.
Слух о том, что мулата приговорили к наказанию водой, привлек всех негров обоего пола, так что вокруг места экзекуции вскоре собралась большая толпа, из которой никто не пожалел мулата; все одинаково хохотали и осыпали несчастного насмешками, со зверской жестокостью наслаждаясь его мучениями.
Явились даже белые обитатели господского дома, среди которых особенно выделялась Клара Блэкаддер, сестра Блонта, девушка лет двадцати, очень миловидная, нежная и изящная.
Стоя на балконе дома, эта прелестная молодая особа глядела на ужасную сцену пытки невольника с таким убийственным равнодушием, точно присутствовала в театре на представлении какой-нибудь банальной комедии, сюжет которой ей давно известен.
Что же касается лица брата этой красавицы, то оно далеко не было таким невозмутимым, как у нее: на нем, напротив, выражалось столько жестокой радости и злобного торжества, что посторонний наблюдатель ужаснулся бы при взгляде на это лицо.
Действительно, страшно было смотреть на этого юношу и на его ровесника-невольника, из которых первый торжествовал победу деспотизма, а второй терпел двойную пытку – физическую и моральную. Тот же наблюдатель сразу подметил бы странное сходство между этими двумя молодыми людьми, несмотря на огромную разницу в их общественном положении.
Не будь у мулата такой смуглой кожи и таких курчавых волос, он мог бы показаться двойником Блонта Блэкаддера, до такой степени много было общего в чертах их лица и во всей фигуре.
Впрочем, в данную минуту это сходство не так бросалось в глаза, потому что под воздействием страшной пытки физиономия мулата была искажена до неузнаваемости.
Сквозь густую струю воды, беспрерывным потоком стекавшую по лицу истязуемого, зрители ясно могли различить его неподвижный взгляд, полный жгучей ненависти, устремленный на всю эту бездушную толпу, наслаждавшуюся его страданиями и позором.
Через водяной занавес видны были и посиневшие губы, особенно страшно искривившиеся, когда он заметил в толпе Сильвию.
Это придало ему еще больше мужества. Он собрал все свои силы и не только не просил о пощаде, но даже не издал ни одного звука, несмотря на то, что испытываемые им страдания от бившей в темя воды были выше человеческих сил.
Только тело его судорожно извивалось, и он все время рисковал быть задушенным накинутой ему на шею ременной петлей.
Наконец, один из присутствовавших негров, не раз сам испытавший то, чему подвергался теперь несчастный мулат, не выдержал и крикнул, что пора бы прекратить пытку. Остальные негры замахали на него руками,