И как будто ответом на этот вопрос вошел без доклада князь Василий Васильич Голицын. Князю было лет сорок, но по наружности казался моложавей. Среднего роста, стройный, с правильными, нерезкими чертами лица, с нежною белизною, с обычной приветливой улыбкой, с умным взглядом почти всегда полуопущенных глаз, он мог назваться еще красивым и привлечь внимание женщины.
– Не помешал тебе, царевна? – ровным голосом сказал князь, входя без торопливости и волнения.
– Ах, Васенька, Васенька! Можешь ли ты когда-нибудь помешать мне… – И Софья Алексеевна с необычной порывистостью поднялась к нему. Руки ее крепко обвились около шеи князя и губы горячо прильнули к его губам.
– Я ждала тебя, Васенька, и задумалась. Отчего запоздал?
– Надо было повидаться с патриархом, условиться с ним, а потом распорядиться, моя дорогая, насчет церемонии венчания обоих царей двадцать пятого июня.
– Ты не ввел никаких перемен против прежних?
– Никаких. Я прочту тебе весь порядок: поутру все бояре соберутся с окольничими и думными дворянами у государей в Грановитой палате, а в сенях перед палатою будут находиться стольники, стряпчие, дворяне, дьяки и гости – в золотом платье. Государи прикажут мне, князю Голицыну, как сберегателю большой и малой государевой печати, принести с казенного двора Животворящий Крест и святые бармы Мономаха для царевича Иоанна и другие точно такие же, сделанные нарочно для царевича Петра. По принесении все эти царские утвари бояре отнесут на золотых блюдах под пеленами, унизанными драгоценными каменьями, в Успенский собор и передадут патриарху. В соборе же устроено будет против алтаря у задних столпов высокое чертожное место с двенадцатью ступенями, укрытое красным сукном. На чертожном месте поставлено будет двое кресел, обитых бархатом и украшенных каменьями, а налево кресло для патриарха. От чертожного места до алтаря с обеих сторон устроены будут две скамьи, покрытые золотыми персидскими