– А что же это будет?
– Беспечность в самом лучшем случае…
Контов ничего не ответил. Слова Хирозе он относил непосредственно к самому себе и не мог не сознавать всей справедливости их. Японец тоже молчал, очевидно, заметив, какое впечатление произвели его слова на собеседника.
– Скажите, – заговорил, наконец, он, вероятно, для того, чтобы, не прерывая разговора, изменить его тему, – вы не удивлены?..
– Чему? – обрадовался перемене разговора Контов.
– Тому, что вы слышите свой родной язык из уст типичного японца?
– Я уже привык к тому, что все ваши земляки свободно говорят по-русски.
– Действительно, на наших островах ваш язык в большом употреблении.
– Только он?
– Нет, еще английский… но английский не так распространен.
– Тогда я могу радоваться за успехи моего языка.
Хирозе пожал плечами.
– Тут главным фактором является наше соседство, – сказал он.
– Да, я уже это слышал… Но вот вы? Вы вряд ли ведете с Россией коммерческие дела и вряд ли для вас что-нибудь значит это соседство…
– Я был прикомандирован к нашему посольству в Петербурге, – отвечал Хирозе, – мне пришлось даже слушать лекции в вашей военной академии, а это без знания языка страны невозможно!
– Вы жили в Петербурге?
– Да, и сравнительно долго… У меня там осталось много знакомых.
Контов вспомнил, что ему уже говорили о Хирозе и о его петербургском романе.
«Адмиральская дочь!» – проскользнуло у него в памяти, но, не желая будить воспоминания, бередить сердечную рану своего нового знакомца, он ограничился лишь тем, что протянул ему руку и с чувством произнес:
– Я понимаю… Я слышал, сочувствую…
Японец смутился и хотел что-то сказать, но Контов с жаром заговорил:
– То, что испытали вы, мне понятно… понятно и близко мне… Я сам переживал и переживаю все муки оскорбленной любви… Но что делать? Что делать? Приходится покоряться, терпеть, какие бы страдания все это ни причиняло…
Хирозе ничего не ответил, но как-то особенно посмотрел на Контова и, сухо поклонившись ему, отошел в сторону.
«Что это? Уж не обиделся ли он на меня? – удивился Контов. – За что бы, кажется?»
Однако долго раздумывать ему не удалось.
– Вот и вы, как я вижу, совершенно оправились после вашего припадка, – подошел к нему с обычной для всех японцев улыбкой на устах командир «Наторигавы», капитан Ямака, – рад, очень рад.
Андрей Николаевич смутился и пробормотал несколько слов.
Ямака говорил с ним по-английски,