– Это всё от моей красоты. Ради этого стоило оставить эти скучные Курации. Иногда надо вспомнить, что такое настоящая жизнь тех, за кого ты в ответе. Тем более, что всё так замечательно получилось. – подумала про себя Она, и пошла дальше в глубину Храма.
***
Верховный Жрец храма Богини Света города Эльсестуция, стоял воздев руки к небу и воздавал положенные по случая праздника сбора урожая знаки хвалы и почитания богам. Рядом с ним, находилась раскалённая до красна жаровня, полная до краёв пылающих углей на которых в скором времени должны были быть воскурены ароматные травы, собранные с полей и лесов всей курии.
Сделав последние, положенные по процедуре пассы руками, он развернулся лицом в сторону зала, чтобы произнести полагающуюся по такому случаю торжественную речь. И тут он увидел Её…
– В самой середине зала Всеобщих молитв, в ауре колышущегося как от жары воздуха, благоухая всеми ароматами летнего луга, стояла высокая, грациозная и при этом очень нежная и женственная, как будто бы высеченная из цельного куска полупрозрачного розового мрамора, ослепительной красоты – юная обнаженная девушка, из одежды на которой была только невероятная по тонкости работы диадема из сияющих разноцветных камней.
Мудрый Жрец сразу же понял, что в мир явилась Она – Солнечная Богиня, которой он так усердно молился вот уже пятый десяток лет.
Но, несмотря на долгие годы служения и жажды встретиться с Ней, сердце предательски ёкнуло и бешено заколотилось, как будто бы желая вырваться из груди, а ноги вдруг перестали держать грузное тело. Жрец пошатнулся, и в тщетной надежде устоять, опрометчиво ухватился за раскалённую жаровню. Он вовремя одёрнулся но, не выдержав такого насилия, чугунная чаша с углями перевернулась и с грохотом укатилась в сторону даров, собранных по случаю Дня урожая, разбрасывая во все стороны раскалённые угли…
***
Пожар начался практически моментально. Сначала занялись огнём снопы зерна и сена, заботливо принесённые прихожанами в Храм, а далее, жуткую эстафету подхватила деревянная мебель и следом стены, покрытые золотой, но как выяснилось очень горючей краской. Охватив Храм, пламя перекинувшись на соседние кровли и вскоре весь этот квартал, а затем и город полыхал как огромный костер.
То, что город стоял на нескольких возвышенностях, а его центральная часть была возведена на самом высоком и обдуваемом всеми ветрами холме, дало огню страшную по своей неумолимости, дополнительную фору – воздушную тягу, как в печной трубе.
Огненный вихрь носился по городу со скоростью боевой колесницы, буквально с каждой минутой разрастаясь вдвое. Отовсюду доносились крики и вопли тех, кто погибал под обломками рушившихся от жара зданий. Погибали люди, а вместе с ними