С тех пор мы были, что называется, не разлей вода: всюду ходили вместе. Даже книжки читали одинаковые. У нас выработалась особенная система общения с помощью жестов и знаков, понятная только нам. Мы частенько применяли ее во время уроков, когда становилось невыносимо скучно, чем приводили Марию Васильевну в бешенство. Ей, конечно, было невдомек, о чем мы говорим. Обычно в этом случае она резко вставала с места, проходила вдоль класса, потом возвращалась за стол и долго не сводила с нас внимательного и испепеляющего взгляда. В такие минуты Мария Васильевна выглядела очень смешно, поэтому мы еле сдерживали себя, чтобы не рассмеяться. Тогда учительница прибегала к своему последнему средству – грозила нам указательным пальцем – и мы на время успокаивались.
А еще нашим любимым занятием было писать друг другу письма. Каждое утро я находила таковое у себя на тумбочке. Обычно оно начиналось следующим образом: «Дорогая, Алиса! Сегодня чудесный день. Жду тебя на нашей скамейке в 5 часов. И не вздумай опаздывать. А не то я обижусь. Твоя Тася». Я уже в 4.45 ждала Тасю на скамейке. А она всегда подходила сзади и закрывала мои глаза своими ладошками. С ней никогда не было скучно.
Как-то раз я сильно заболела – была высокая температура, лихорадка. Ко мне не пускали никого, кроме доктора. Однако Тася каким-то образом пробралась ко мне в комнату, незаметно от Марии Васильевны. Я помню ее грустные глаза и бледное личико. Она садилась возле моей кровати, клала свою головку на подушку и долго оставалась недвижима. Вскоре после моего выздоровления Тася тоже заболела – заразилась от меня. Мы как будто поменялись местами. Теперь я неотлучно дежурила у ее постели. Даже Мария Васильевна смирилась и только обреченно вздыхала – мол, что с вами поделаешь.
Я думала, что мы никогда не расстанемся. Но судьба распорядилась иначе. Спустя 3 месяца ее забрали приемные родители. То, что я чувствовала в тот момент, невозможно передать словами. Мы обе плакали навзрыд, обнявшись. На память Тася подарила мне мой портрет, который сама нарисовала. Я его храню до сих пор. Ее рисунки всегда украшали наш класс – у нее прослеживался определенный талант к рисованию.
Мы обещали писать друг другу письма. Но даже это не спасало. Эта была вторая в моей жизни большая потеря. Невосполнимая утрата. Тогда я пообещала себе, что обязательно найду подругу, во что бы то ни стало. И нашла. Но всему свое время.
Пианино на чердаке
Каждый день, просыпаясь, я с замиранием сердца смотрела на тумбочку, по привычке ожидая увидеть там Тасино письмо. Каждый день ровно в 4. 45 сидела на скамейке в надежде, что она, как прежде, подойдет сзади и закроет мои глаза руками. Каждый день я думала, что подруга зайдет в класс, чуть заметно улыбнется мне и сядет рядом за парту, делая вид, что читает учебник по биологии, а на самом деле станет рисовать на обложке тетради смешные рожицы. Каждый день я свято в это верила и продолжала писать ей письма, передавая их Марии Васильевне, так как не знала