Купили пару лошадей, телегу, наняли черемиса в кучера, уложили вещи отца Никиты, и после молебна у Марьи Ивановны, с благословениями жены, отец Никита уехал в Москву.
Тащился отец Никита по ухабистым дорогам медленно, без приключений, а недостатка в еде не было, – наложили ему и жена и царская невеста всего вдоволь, не только на путь в Москву, но и на край света.
Скучно ехать так долго отцу Никите, и заводит он с черемисом зачастую разговоры и шутит с ним.
– В первый раз, – спрашивает он своего возницу, – ты едешь в Москву?
– В первый, батюшка, в первый, а во второй еще не был.
– Понимаю, что во второй еще не был; да вот что, любезный, коли ты впервой въезжаешь в Москву, у ворот стоит старая-престарая баба, по прозвищу баба-яга, костяная нога, ни одного зуба; нужно ее поцеловать да в жены взять…
– Ай! ай! ай! – завопил черемис и ударил по лошадям.
– А кони-то чем провинились? – продолжал Никита.
– А ты, батюшка, впервой в Москве?
– Впервой.
– И ты, значит, поцелуешь бабу и женишься на ней.
– Я женат, а ты вот не женатый…
– Ай! ай! ай! – снова закричал черемис. – А моя Катька что скажет? Сказывала, заработаешь от батюшки, вернешься из Москвы и свадьба…
– Ничего, – успокаивал его Никита. – Царь на свой счет справит свадьбу твою в Москве.
Разговор этим кончился, и Никита забыл о нем.
Но вот и Москва белокаменная с златоглавыми храмами. Затрепетало сердце отца Никиты и замер дух. «Вот тут поистине место, где русским царям жить», – подумал он.
Но возница его останавливает вдруг лошадей и сходит поспешно с козел.
– Батюшка, рассчитай, – говорит он.
Отец Никита не понимает, в чем дело.
– Как рассчитай? – спрашивает он удивленно.
– Я домой, назад, к Катьке…
– Да как к Катьке?
– Да так, не хочу старой бабы.
Никон расхохотался.
– Чудак, – сказал он, – да я шутил…
– Нет, это правда. Спрашивал я по дороге во всех заездах и трактирах, и все говорят: правда…
– Да над тобою смеялись.
– Тебе-то смешки, а мне слезки…
– Полно дурить, садись и поезжай.
– Не хочу…
– Убедишься ли ты, коли я тебя наряжу в рясу, а сам сяду на козлы в твоем армяке, так и въедем в ворота Москвы.
– Ладно, садись.
Отец Никита уступил ему свое место и сделался возницей.
Когда они подъехали к заставе, черемис стал робко озираться и высматривать старую бабу; на беду у караулки стояла какая-то старая женщина.
Как выскочит из телеги черемис и как побежит назад; пришлось отцу Никите повернуть в обратную и догнать труса.
– Гляди, – успокаивал он его, – вот баба и уходит.
– И взаправду уходит, – успокоился