Глава шестая
Воронежская губерния, Отрожские мастерские, август 1921 года
После многолетней войны у нас (да и во всем мире) разруха, расстройство в народном хозяйстве, голод и обнищание. Где выход из положения?
– Ешь давай, пролетарий! А отощал-то, не приведи господь! – Федот Миронович недовольно хмыкнул и кивком указал на холщовую тряпицу, расстеленную на траве. На импровизированной скатерке темнела половина краюхи хлеба, солидный шматок сала и большая луковица, весело отсвечивающая красновато-золотистым боком. – Что, не балуют вас харчами? Как же вы тогда работаете? Эх, пролетарии, мать вашу в душу…
– Да так и работаем, папаша. – Матвей, стараясь не терять солидности, деликатно прихватил ноздреватый ломоть пахучего хлеба, сверху положил пластик сала и, жмурясь от удовольствия, отхватил зубами чуть ли не половину. Прикусил крепко присоленный кружочек луковицы и, не в силах оторвать взгляда от оставшейся краюхи, без особого интереса спросил: – А вы, смотрю, там не голодаете! Как сейчас в деревне-то нашей? Ну, и вообще?
– Да всяко бывает. – Отец выудил из внутреннего кармана потрепанного пиджака бутылку, зубами вытащил скрученную из тряпки пробку и сделал пару больших глотков. Шумно выдохнул, сплюнул и принялся скручивать цигарку. Прикурил с помощью самодельного кресала, затянулся, выдохнул облако махорочного дыма и повторил: – Да, по-всякому бывает. Я ж теперь в сельсовете – комбеды-то у нас давно распустили.
– Так это ж еще при мне было – в восемнадцатом, по-моему, в декабре, – с набитым ртом невнятно напомнил Матвей.
– Ну да, при тебе, верно. Так сейчас вовсе дела никуда! Вроде и белых прогнали, а что-то лучшего не видать. Опять же, банды – то одна, то другая! Эти-то еще хужей белых! В девятнадцатом через нас и Мамонтов пролетал с казаками своими, и этот… как же его… а, Шкуро! Так мы тогда всем сельсоветом заховались – только нас и видели! Так толку-то? Всю жизнь-то прятаться не будешь. Вот и получается: власть вроде и наша, а то одного подстрелют, то другого. Леонтия-то Устинова помнишь? Так прям за околицей и ухайдакали! Вдарили с обреза – и нет Леонтия. Меня вот пока Бог миловал… А так ничего живу – грех жалиться! И харчей хватает, и одежонки всякой. Голова была б – хлеб и стакан завсегда при нас будут! Ты-то что делаешь? В комсомолию ихнюю вступил небось?
– Вступил, – важно кивнул Матвей и, не в силах преодолеть искушения, несмело спросил: – Папаша, я еще кусочек съем? Ничего?
– Да ешь, ешь, ничего… Вас-то бандиты не