Так он и сына учил.
«Нужно свое помнить, – говорил он, – свое тянуть. Понемногу, а все тянуть! Посмотришь, как ни крепок камень, а вода, по капле, и его точит!»
И он не принял новшеств Петра, не признал их и не склонился. Осторожно, сдержанно, со всею уклончивостью слабости, но твердо и открыто боролся он против них, отстаивал свои начала, и отстаивал с неменьшим упорством, чем проводил свои преобразования Петр.
От детей он не только не скрывал своей борьбы и своего упорства, но растолковывал, объяснял, учил для будущего, и не только его, Василья Дмитриевича, но и другого сына, Андрея, который был совсем еще мальчик, лет эдак одиннадцати, не более. Он говорил им:
– Ты что думаешь: зачем это царь нас в немцы перерядить хочет и вон, на приклад, кафтаны прислал? Да не только это! И гробы-то христианские запретил, чтобы и на том свете против басурманов никакой отлички не было! Ну, говори, Василий, зачем?
«Я, разумеется, не мог угадать, о чем он думал».
– Затем, чтобы старое-то все из головы вышло. Чтобы самый народ-то новый стал. По-новому наряжался, по-новому думал, по-новому и жил. И жизнь новая чтобы у всех одна была. Чтобы от Рязани до Киева, от Стародуба до Суздаля, от Смоленска до Архангельска и Каменного пояса все до одного в нем только и свет видели. Мы это понимаем, потому и стоим за старину. По старине, Чернигов сам по себе, а Рязань сама собою; Киев – одно, а Зацепинск – другое! А если другое, так, стало быть, не его, а наше, как и вся земля теперь, от самого то есть Яика вплоть до моря, благословением Божиим и славных предков великого рода нашего – вся наша, по правде, по разуму… тут и говорить нечего! А что сила сломила, так это не разум. Ищи силы – и бери свое!
– Коли найти негде? – спрашивал брат Андрей.
– То есть ты не знаешь, где ее взять. Это незнание твое и указывает на Божье наказание. Значит, грешен, когда Бог силы не дает. Молись и жди! Бог прогневался на род наш за грехи наши, но Он милосерден, простит и помилует. А если силы нет, значит, время не пришло. Но ты о том не думай. Ты помни свое! Верь, не тебе, так детям твоим возвратится. Только сам-то ты не склоняйся, не уступай, прорухи на род не клади. Да, детки, – продолжал он весело, – сложу я свою голову, отстаивая святую старину, – пусть! Ваше дело продолжать будет и себя не жалеть. Стойте твердо за обычай, за право, за славный род наш. Терпите иго, гнитесь, но не уступайте. Не попадайте в неволю к неметчине! Знайте, нет горше горя, нет лютее несчастия, как потерять землю, на которой стоишь, забыть род и права свои. Помните это!
И он объяснял нам, – вспоминал Василий Дмитриевич, – рассказывал, как началась Русская земля; говорил о славном роде нашем и о нашем прямом, божеском праве на Зацепинск и на Суздальское княжение; говорил также, что случалось не раз, как князья нашего рода, изгнанные